Читаем У нас всегда будет Париж полностью

В дверь снова позвонили. Хозяева затаились в тишине.

Звонок принимался дребезжать шесть раз.

— Не будем открывать, — дружно решили муж с женой и, вздрогнув от очередного звонка, охнули.

Они смотрели друг на друга в упор и не двигались.

— Вряд ли это что-нибудь серьезное.

— Разумеется, ничего серьезного. Начнутся пустые разговоры, а нам отдыхать нужно.

— Вот именно, — подтвердила она.

Звонок не унимался.

Под очередную трель мистер Александер принял еще одну ложечку мятного сиропа. Его жена налила себе воды и проглотила белую пилюлю.

Звонок сердито взвизгнул и умолк.

— Пойду гляну, — шепнул мистер Александер. — Из окошка в холле.

Оставив жену, он вышел. Тем временем Сэмюел Сполдинг повернулся спиной и уже начал спускаться по ступенькам. Мистер Александер не смог припомнить его лица.

Из окна гостиной тайком смотрела миссис Александер. У нее на глазах с тротуара свернула ее приятельница по клубу «Наперсток», которая столкнулась на дорожке с незадачливым посетителем, сошедшим с крыльца. Эти двое остановились. В тишине весенних сумерек зазвучали приглушенные голоса.

Разговор явно касался хозяев: гости окинули взглядом дом.

Вдруг они расхохотались.

И еще раз посмотрели на темные окна.

Не солоно хлебавши мужчина с женщиной вышли на тротуар; смеясь, переговариваясь и качая головами, они шагали под освещенными луной деревьями, пока не скрылись из виду.

Вернувшись в комнату, мистер Александер обнаружил, что жена уже приготовила тазик с теплой водой, чтобы они вместе могли попарить ноги. Кроме того, она принесла запасной пузырек арники. Муж слышал, как из крана течет вода. Выйдя из ванной, жена распространяла вокруг себя запах мыла, а не терпкий аромат вербены.

Они опустили ноги в тазик.

— Сдать, что ли, билеты на субботний спектакль? — задумался мистер Александер. — И приглашения на пикник тоже. До выходных еще дожить надо.

— И то верно, — сказала жена.

Казалось, весенний день канул в прошлое миллион лет назад.

— Интересно, кто это приходил? — спросила она.

— Понятия не имею, — ответил он, потянувшись за мятным сиропом. И немного отпил. — Не перекинуться ли нам в очко, хозяюшка?

Едва заметным движением миссис Александер сменила позу.

— Отчего ж не перекинуться? — сказала она.

Кто смеется последним

Звали его Эндрю Рудольф Джеральд Весалиус, и был он гением от бога: писал философские трактаты, занимался статистикой, создавал оперы в духе великих итальянцев, сочинял любовную лирику и немецкие баллады, проповедовал веданту, входил во властные структуры округа Санта-Барбара и вообще умел быть верным другом.

В последнее трудно поверить, тем более что в то время, когда мы с ним познакомились, я был гол как сокол — кропал примитивную фантастику и получал по два цента за слово.

Но Джеральд — да простится мне такая фамильярность — сам на меня вышел и поведал всем знакомым, что я способен видеть будущее, а потому заслуживаю внимания.

Он меня обучил полезным навыкам и стал брать с собой на встречи с родственниками Эйнштейна, Юнга и Фрейда.

Не один год я конспектировал его выступления, сидел с ним за чашкой чая в обществе Олдоса Хаксли и в немом благоговении сопровождал Кристофера Ишервуда, когда тот посещал художественные выставки.

И вдруг Весалиус исчез.

То есть близко к тому. Поговаривали, будто он делал заметки для романа о летающих тарелках, которые зависали над тележкой продавца хот-догов в Паломаре — и вдруг как сквозь землю провалился.

Я установил, что он больше не выступает с проповедями в храме веданты, а обретается не то в Париже, не то в Риме; все сроки сдачи романа давно прошли.

Сто раз я пытался дозвониться ему домой, в Малибу.

В конце концов его секретарь, Уильям Хопкинс Блэр, проговорился, что Джеральд слег от какой-то неизвестной болезни.

Тогда я спросил, нельзя ли проведать моего доброго друга. Блэр бросил трубку.

Я набрал номер еще раз, и Блэр рявкнул, что Весалиус больше не желает меня знать.

Ошарашенный, я пытался сообразить, как просить прощения за свои грехи, о которых не ведал ни сном ни духом.

Как-то в полночь у меня дома зазвонил телефон. Чей-то голос выкрикнул одно-единственное слово:

— Помоги!

— Что-что? — не понял я.

В ответ повторился тот же крик:

— Помоги!

— Весалиус? — Я не верил своим ушам.

Последовала долгая пауза.

— Это ведь ты, Джеральд?

Молчание, потом приглушенные голоса — и короткие гудки.

Сжимая в руке телефонную трубку, я почувствовал, как на глаза навернулись слезы: это и впрямь был Весалиус. После многомесячного отсутствия он кричал откуда-то из небытия: видно, ему грозила неведомая мне опасность.

На другой день, вечером, я по наитию отправился в фешенебельный район Малибу, где улицы носят итальянские названия, и ноги сами привели меня к дому Весалиуса.

Я позвонил в дверь.

Ответа не было.

Позвонил снова.

В доме стояла тишина.

Не менее двадцати минут я звонил и стучал попеременно, и дверь наконец-то открыли. На пороге возник все тот же странноватый тип, опекун Весалиуса по фамилии Блэр, который сверлил меня взглядом.

— Да?

— Это все, что вы можете сказать, промурыжив меня полчаса за дверью?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза