У незримой границы

…Словно огромное жало гигантской осы , внезапно впилось в его живот. В первое мгновение Михаил даже не понял, что произошло. Он схватился за нож и попытался вырвать его из своего тела. Преступник с силой рванул рукоятку кверху, и только крепкий армейский ремень помешал ножу сделать, рану еще шире…

Носков бежал к дому, согнувшись, неловко зажав живот руками, и чувствовал, как что-то горячее и липкое просачивается сквозь судорожно сжатые пальцы. Он боялся взглянуть, он знал - это кровь, У него еще хватило сил взобраться на крыльцо, невидящими пальцами нащупать дверь… Но подняться по лестнице Михаил уже не смог. Поплыли перед глазами огненные круги, ударил в уши тугой набатный звон - он рухнул «а ступеньки лицом вниз, задыхаясь, жадно хватая помертвелыми губами ставший почему-то разреженным воздух…

- Считайте! Считайте дальше! - слышится над головой требовательный мужской голос.

- Шесть… семь… восемь…

Удушливо-сладкий запах эфира мягко обволакивает голову, невыносимо хочется спать.

- Считайте! Считайте! - твердит тот же голос.

- Одиннадцать… двадцать три… четырнадцать…

- Приготовить зажимы! Скальпель! - Это было последним, что услышал Михаил перед тем, как погрузиться в долгий операционный сон…

«Дзиньк!..» - звучит коротко и оборванно, будто случайно, мимоходом задели рукавом кнопку звонка. Но вслед за тем раскатывается такая длинная заливистая трель, что сомнений больше не остается - это за мной. Я вскакиваю с постели и начинаю быстро одеваться. Шаркают по коридору разношенные шлепанцы матери, тонко звякает дверная цепочка.

- Вы уж не сердитесь, Анна Викентьевна. - слышится деликатно приглушенный голос нашего шофера Геннадия Спирина, - срочно нужен, меня Дежурный Послал…

Мать впускает Спирина в квартиру, ворчливо предлагает раздеться.

- Как хотите, Гена, но без чашки кофе я вас обоих не отпущу. Никуда ваши преступники от вас не Денутся!.. - Она отправляется на кухню, я приоткрываю Дверь своей комнаты.

- Гена, заходи! Что там стряслось?

- Тяжкое, Дим Димыч! В вашей зоне таксиста порезали. Вчера, в двадцать три часа, на Гончарной.

- Грабёж?

- Непохоже. Пиджак с деньгами не тронут.

- Свидетели есть?

- Мать таксиста. Видела преступника издали…

- Значит, Таксист заезжал домой?..

Тихонько вошла моя старушка, стараясь Не греметь посудой, расставила на столе чашки с кофе, тарелки с бутербродами. Видимо, она слышала последние слова Гены - остановилась у дверей, заинтересованно ожидая продолжения.

Я оглядываюсь.

- Ты прости, мама, но у нас чисто служебный разговор. Обещаю: когда раскрутим это дело, доложу во всех подробностях.

Она обиженно поджимает губы и выходит, плотно прикрыв дверь. Сыплю сахар в чашку, придвигаю сахарницу Геннадию.

- Давай дальше! Кто осматривал место происшествия?

- Следователь и Волков. В его дежурство случилось…

- Приметы преступника?

- Очень слабенькие: Среднего роста, худощавый… был одет в светлый плащ…

М-да, приметы, как говорится, среднеевропейские, по таким можно заподозрить чуть не треть человечества. Начинать, «видно, придется с нуля. Первым делом в больницу - к потерпевшему!..

На пороге мать сует Спирину пакет с провизией. Безусое мальчишеское лицо сержанта заливается помидорным румянцем: есть такая слабинка - любит поесть. Самое удивительное, что при всем своем богатырском аппетите Гена Тощ, как кошелек перед зарплатой.

Реанимационное отделение я нашел быстро - оно расположено у самых больничных ворот. Все продумано: когда решают секунды, на пути к операционной не должно быть лишних метров. На двери лаконично-суровая табличка: «Посторонним вход воспрещён!» По-сторонним я себя не считал и потому, не колеблясь, нажал на кнопку звонка. Щелкнул замок, в меня пальнул любопытствующий ,- взгляд молоденькой медсестры.

- Я из угрозыска. Мне нужно срочно повидать раненого таксиста.

- Минуточку, я позову врача…

Медсестра ушла, не забыв захлопнуть дверь. Минут через десять, когда я уже собрался звонить второй раз, в дверях показался, сухопарый мужчина примерно моего возраста. Солидней и старше его делала аккуратная шкиперская бородка, закрывающая верхнею пуговицу серого, с голубоватым оттенком халата. Он ни о чем не спрашивал, только смотрел вопросительно-недоумевающе.

Я протянул свою книжечку. Он долго и, казалось, тщательно изучал мое удостоверение, но я по его нездешним, отсутствующим глазам видел, что мысли врача там, с больными, что мой визит не к месту, не ко времени, и вообще он с трудом понимает, кто я и зачем здесь.

- Агеев, из уголовного розыска, - повторил я дважды, пытаясь пробиться сквозь чащобу забот и тревог, обступивших врача.

Он встрепенулся.

- Сеглинь, лечащий врач. Чем могу быть полезен?

- Доктор, мне нужно поговорить с таксистом!

Его губы непримиримо сомкнулись.

- Это невозможно! Носков в крайне тяжелом состоянии.

- Жить будет?

Он помедлил с ответом.

- Трудно сказать. Потеряно много крови…

Я корректно, но настойчиво оттеснял Сеглиня в коридор, пока входная дверь не захлопнулась за моей спиной.

- Доктор, вы должны понять, этот разговор нам очень важен. Носков единственный, кто видел преступника в лицо.