У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г.

– Нормально. – Дима томился. Их прежние разговоры текли сами собой. Он силился восстановить их, чтобы зацепиться хоть за что-то, обрести раскованность, какую испытывал с ней раньше, но ничего не выходило.

– Ты какой-то сам не свой сегодня. Что-то случилось? Может, зря я тебя сюда потащила? Хочешь, уйдём? Тебе тут не по себе?

– Нет-нет, что ты. Просто замёрз немного, – выдумывал на ходу Дмитрий.

– Значит, тебе надо согреться.

Аглая повернула голову, и на этот её знак сразу подскочил официант, весь какой-то сладкий, прилизанный и то же время нагловатый.

– «Шампань-коблер». Два!

«Что она творит? Ведь сейчас со всем этим строго. Борьба за трезвость», – ужаснулся про себя Дмитрий. Но протестовать не решился. Будь как будет.

Официант в это время настороженно повёл головой в сторону юноши.

Лицо его скептически скривилось. Но Аглая сразу успокоила его:

– Не волнуйся. Всё в порядке.

– Чего он на меня так смотрел? – торопливо спросил Димка, когда халдей отошёл от них.

– Впервые видит тебя. А потому боится спиртное тебе приносить. Сейчас с этим делом тяжко, сам понимаешь. Антиалкогольная кампания. Вдруг ты расклеишься? А потом родственники твои «заяву» напишут, что тебе алкоголь тут подавали. Вид у тебя не совсем взрослый. Не обижайся.

– Понятно.

Выходит, Аглаю тут не только знают, но и, похоже, слушаются – делал выводы Дима.

– «Шампань-коблер» – это вещь, – девушка вкусно причмокнула губами. – Не пожалеешь.

– Я никогда в жизни не пробовал спиртного. – Димка потупил глаза. Почему-то ему стыдно было в этом признаться.

– Ты такой славный, – Аглая протянула к нему руку и легонько коснулась подушечками пальцев его щеки.

У музыкантш кончики пальцев очень мягкие.

1949

Аполлинарий Отпевалов домой не торопился, хотя новогодняя ночь была уже в самом разгаре. Жена пригласила к ним на Новый год друзей семьи, которых Отпевалов не то чтобы не любил, а до исступления презирал, как пустых, лишённых воли и сопротивления, беспомощных существ, ходивших по земле только потому, что у органов до них ещё не дошли руки. Сын отпросился праздновать в компании однокурсников на даче одного из них, профессорского сынка. Пусть! Потом надо аккуратно вызнать у него, чем живёт нынешнее доблестное советское студенчество, когда находится в праздничной эйфории и легко убеждает себя, что у них вся жизнь впереди.

Он сидел за своим рабочим столом, в своём кабинете, громко, никого не стыдясь, прихлёбывал чай, смотрел на портрет Сталина и улыбался.

Час назад он доложил Абакумову о результатах оперативных разработок и предложил свою стратегию их использования. Тот поначалу удивлённо поднимал брови, дивясь масштабности плана, потом откинулся на спинку кресла, закурил, взялся за телефон и вызвал своего ближайшего помощника. Нервно поморщился, когда тот вытянулся перед ним во фрунт, и приказал оказывать Отпевалову полное оперативное содействие по всем вопросам.

Теперь Отпевалов чувствовал себя победителем. От него, только от него одного зависит судьба этих интеллигентов, мнящих себя выше остальных, выше народа, только Абакумов и он в курсе всех нюансов и деталей той грандиозной игры, результат которой обещает быть ослепительным.

Сталин с портрета благословлял его.

1985

Из неудобного и навязчивого сна Олега Александровича вывел приятный мужской голос:

– Просыпайтесь, голубчик. Нам надо поговорить.

Олег Храповицкий открыл глаза. На деревянном стуле, рядом c его кроватью устроился мужчина во врачебном халате, в чересчур на вид громоздких, почти квадратных очках и с аккуратной маленькой бородавкой на правой ноздре.

– Ну что же. Поздравляю вас с возвращением с того света, – человек в белом халате изъяснялся интонациями чеховского героя во время дачного чаепития.

– Неплохо бы ознакомиться с подробностями. – Олег Александрович сразу проникся симпатией к этому уютному, внушающему надежду на то, что всё будет хорошо, эскулапу.

– Извольте. У вас был инфаркт. Этого достаточно? – Доктор засмеялся. – Давайте знакомиться. Меня зовут Вениамин Аполлинарьевич. Фамилия моя Отпевалов. Не очень подходящая для врача, но другой нет.

Бывает так: людям необходимо что-то обсудить друг с другом, но между ними столь плотное, будто залитое бетоном, пространство, что каждое их слово бьётся в него и отскакивает к ним обратно ушибленным и выхолощенным. А случается наоборот: между собеседниками образуется что-то наподобие воронки, которая принимает все слова и фразы, сцепляет их, создавая витиеватые цепочки взаимности, вьющиеся по красивым и законченным смысловым траекториям.

Ни Храповицкий, ни Отпевалов не отличались особой открытостью, не коллекционировали знакомых, не бросались сломя головы в новые дружбы, но обнаружили друг в друге того, с кем давно хотели пообщаться.

– Вам повезло. То, как вы рухнули, заметил дежурный милиционер около ЦК партии. Он, не медля, вызвал «скорую» по спецсвязи и сообщил врачам, откуда вы вышли. И они оперативно привезли вас к нам… – Отпевалов поправил очки.

– Моему сыну сообщили о том, что со мной?

– Да. Конечно. Он уже в Москве. Сегодня был здесь. Говорят, очень взволнован.