Унтер-фельдфебель уставился на направленный ему в грудь пистолет. Мартуша держала оружие уверенно в своей небольшой, казалось, такой хрупкой руке. И он попятился, снова ощущая себя безвольным, ни на что не способным ученым, полуслепым слизняком.
Первым его порывом было пойти и рассказать все барону. Но Ульрих решил, что тот снова начнет относиться к искусствоведу с презрением. За три дня, проведенных в замке польских королей, они удивительно сработались. Команда Ульриха осматривала зал за залом, выстукивая в стенах пустоты, разглядывала под лупой подозрительные трещины на стенах, дощечки и узор сохранившегося местами паркета. После них следовали люди штурмбаннфюрера, мрачные и молчаливые. Высверливали в стенах дыры и к вечеру пачкались в штукатурной и кирпичной пыли, как пекари – в муке. Но каждое утро они приходили чистые и опрятные. Фон Книгге они боялись и беспрекословно слушались, как натасканные собаки. В перерывах и при осмотрах залов Ульрих рассказывал Эккехарду, как тут все было в тридцать девятом году. Он помнил и без своей папки все произведения искусства, увезенные отсюда. У каждого из них была история. Ульриху казалось, что штурмбаннфюреру интересно слушать – он был внимателен, задавал вопросы. Но все кончилось на следующий день – первого августа.
6. Падение
Сон не шел. Каролина перевернулась на спину, посмотрела в потолок. В маленькой тесной квартире Петра, где теперь она жила с Мартушей, постоянно пахло сыростью из подвала. Запах сырости смешивался с мучным, порождая новый – затхлый, заплесневелый. Каролине почему-то казалось, что так должно пахнуть в старых темницах. Но, кроме запаха, ее мучили мысли. Она подавляла их, пыталась выкинуть из головы. Но они вновь и вновь навязчиво возвращались, без конца прокручиваясь, как старая, исцарапанная пластинка в патефоне. Пока не извели ее вконец. Мартуша и Петр три часа как были в штабе ополчения, и никто не мог помешать ей. Выскользнув из постели, цыганка быстро оделась и вышла на улицу. Летняя ночь в приглушенном свете фонарей пахла прохладой и свежестью Вислы. Скользя вдоль стен, в их спасительной тени, цыганка добралась до ресторана Мартуши. Осторожно заглянула в окна кухни. Поваров и прочую прислугу действительно освободили, как сообщил накануне Петр, и они продолжили работать, но теперь уже под управлением человека Карла и конвоем из двух солдат. Каролина поняла, что не ошиблась, придя сюда, – немцы, привыкшие к хорошей еде, по-прежнему продолжали обедать и ужинать в ресторане. Эккехард вышел одним из последних. Попрощался с Ульрихом и направился к себе. Каролина серой тенью последовала за ним. Он прошел по Пивной улице, свернул налево на улицу Широкий Дунай. На ней он вдруг пропал в темноте метрах в двадцати от цыганки. Каролина остановилась. Она не знала, что делать – следовать дальше за ним или попробовать выследить в следующий раз.
– Ты тоже соскучилась по мне, Каролина? – спросил Экке прямо за ее спиной.
Развернул к себе резким движением и потащил в подъезд, около которого она остановилась. Провел за мгновенье по неосвещенной лестнице, толкнул в темноту. За их спинами хлопнула дверь.
– Роттер, Шварцер, у нас гостья! – сказал Эккехард.
По всей комнате стали зажигаться огоньки. Два темных лохматых комка скакали между свечами, расставленными по всей комнате, зажигали фитили. Кисточки их хвостов были объяты красноватым пламенем.
– Ты! – Один из них застыл на каминной полке и ткнул в Каролину крошечным когтистым пальцем. – Ты меня чуть в нокаут не отправила!
– Роттер, не рассказывай сказок. – Эсэсовец опустился на софу, откинулся на спинку, ослабил и снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. – Лучше налей ей чего-нибудь, чтобы трястись перестала. И мне заодно.
Черт что-то недовольно забурчал под нос, но под взглядом Эккехарда мигом притащил два стакана, которые размером были едва ли не больше его самого. Один он протянул Каролине, другой, сиганув с каминной полки на софу, передал Эккехарду. Цыганка сделал осторожный глоток, закашлялась от шнапса. Эсэсовец выпил свой как воду, но легче ему, похоже, не стало.
– Хозяин, – с неодобрением заметил второй черт, прыгнув на софу. Плюнул на пальцы, загасил пламя на своем хвосте, на хвосте брата, встревоженно потянул носом. – Ты, хозяин, и так уже лишнего выпил.
– Сегодня можно. Завтра начнется ад.
Каролина встретилась с его взглядом и похолодела.
– Что начнется завтра? – спросила она и не узнала своего голоса.
– Тебе известно.
Каролину охватило смятение. Он или действительно был в курсе готовящегося восстания, или опять запутывал ее, чтобы она сама все выложила.
– Да, я знаю о восстании, – заговорил Эккехард. – В штаб уже целый месяц поступают донесения о том, что происходит в подполье.
Каролина попятилась к двери. Первая мысль была бежать, предупредить Мартушу. Но цыганку остановил холодный, уверенный голос фон Книгге.
– Ты ничего не изменишь. Они все обречены.
– Я не верю тебе…