У Пяти углов

Пока в прихожей надевал туфли, вслушивался в двойной храп, несшийся из распахнутой двери в мамину комнату, — Перс тоже принадлежит к половине человечества, предпочитающей настежь открытые двери. Слушая мощный матушкин храп, Вольт невольно вспомнил прозвище, вычитанное в том семейном Приказе: Ника Самохрапийская. Да, такие приказы издаются только в счастливых семьях…

Внизу у подъезда почти вплотную перед Стефой стоял здоровый самосвал, КАМАЗ. Вольт, увидев, выругался было про себя: зачем ставить так близко, можно же поцарапать! Но, разглядев номер самосвала, сразу повеселел: 77–77! Глупость, конечно, нельзя же принимать всерьез такую примету а все-таки приятно; и всегда, когда встречается на улице счастливый номер, у Вольта улучшается настроение. Но признаться в этом никому нельзя!

6

Поплавалось сегодня хорошо, да еще и газеты в ящике оказались неуворованные. Смешно этому радоваться, а все-таки приятно.

Когда вернулся, дома еще все спали. Ну, Персу простительно: лег под утро, но мама с Надей могли бы уже встать. Если бы мама ждала своего Петюнчика после бассейна, обязательно бы вскочила, соорудила бы свою знаменитую яичницу, а Вольт обойдется.

Он только что поставил на газ кофейник, как раздался звонок в дверях. Кто бы так рано? Разве что телеграмма?

На площадке стояла цыганистого вида девочка лет пятнадцати.

— Купи мед! Хороший мед! За двадцать пять бери. На базаре такая банка — отдашь пятьдесят.

Она держала в обнимку трехлитровую банку. Вольт не верит ни в цыганские гадания, ни в цыганскую торговлю. Однажды Надя отличилась: купила на Невском у цыганки тени — захотелось навести голубизну на глаза. Ну и получила настоящий конъюнктивит. Жалко ее было, но ведь поделом, потому что она же сколько раз гадала у цыганок, а верить в гадания — хоть в цыганские, хоть в какие — это как раз и есть та самая простота, которая хуже воровства.

Мед, говоришь? Ну заходи, попробую.

— Зачем — заходи? Бери — хороший мед. Банка — пять кило!

В дверях показалась заспанная Надя:

— Чего тут у тебя?

Цыганка сразу атаковала ее — они все психологи!

— Бери, хозяйка, хороший мед! Дешево отдам! Надя оживилась:

— Давай возьмем! Как раз нужно! Почем берет?

Если бы Надя не появилась некстати, Вольт спровадил бы девочку вежливо: «Нам не нужно» или «Нет денег». Но Наде пришлось объяснить прямо, не стесняясь юной мошенницы:

Да ты что? Это ж чистая липа! Зачем говоришь?! Хороший мед! Не липа — гречиха!

— Иди-иди, ищи других дураков!

Вольт захлолнул дверь. С площадки донеслось:

— Грех тебе! Пути не будет!

Смешно, но Надя испугалась:

— Зачем ты так?! Это ж цыганка, у нее глаз дурной! Нет, это уже не смешно! Пусть бы верила в дурной глаз темная баба. Правда, Надя не кончала университетов, но ведь считается принадлежащей к интеллигенции. Да сейчас и университеты больше учат, чем просвещают.

— Значит, чтобы не сглазила, нужно было отдать ей двадцать пять рублей, которые она вымогала?

— Почему вымогала? Продавала мед.

— Какую-нибудь липкую пакость.

— Ты ж не пробовал.

— Ты забыла про тени? Тогда отделалась конъюнктивитом, а теперь захотелось небольшой холеры?

Ага, против конъюнктивита возразить нечего! Все-таки это ей как прививка против глупости. Вот только выработался ли иммунитет?

— Ну, может, и не мед… Но не надо было с нею так грубо. Вдруг теперь что-нибудь случится?!

— Что-нибудь обязательно случится! Всегда что-нибудь случается! А такие, как ты, после валят на дурной глаз, или на предчувствие, или на пиковую даму!

Нужно было торопиться на работу, а то бы Вольт еще много сказал! И кто бы верил в этот бред, а то родная жена. Это как предательство, как нож в спину!

Только отъехав порядочно от дома, он внутренне расслабился, даже улыбнулся: интересно бы заняться цыганками профессионально — ведь и в самом деле психологи: и внушать умеют, и сразу видят, с кем имеют дело. Забавная публика…

С утра Вольт, по обыкновению, заехал на клиническую базу. Старик Мокроусов издали замахал ему школьной тетрадкой.

— Вот, Вольт Платоныч, как обещал. То есть как вы сказали. Вроде те самые слова. А вроде уже и не те: написанные.

Вольт нетерпеливо раскрыл тетрадь. Да, почерк… Но, собственно, а чего он ожидал? Аккуратные прописи были бы так же неестественны, даже подозрительны, как и красивые приглаженные слова. Так что правильный почерк, хотя и ужасный. А что за слова под ужасным почерком?