У подножия вулкана. Рассказы. Лесная тропа к роднику

«Главной книгой» писателя должна была стать задуманная им многотомная эпопея «Путешествие, которое длится вечно», где этот роман был бы центральным, а «Лесная тропа к роднику» (в переработанном и расширенном виде) — завершающим произведением цикла. Лаури работал над романом долго и напряженно. Третий и окончательный вариант книги был закончен в рождественский вечер 1944 г., издан же в 1947-м.

Оцененный тогда лишь небольшой группой критикой, роман «У подножия вулкана» в настоящее время — произведение классическое и хрестоматийное. Больше того, он нашел дорогу к широкому демократическому читателю на Западе, о чем говорят тиражи его изданий в дешевых массовых сериях Канады, Англии и США.

Действие романа происходит в течение одного дня Дня поминовения усопших в ноябре 1938 г. Место действия — Мексика, городок Куаунауак, расположенный у подножия вулканов Попокатепетль и Истаксиуатль, и соседние с ним Томалин и Париан. Этот день — последний в жизни Джеффри Фермина, бывшего британского консула в Куаунауаке, человека, находящего убежище от жизни в бутылке алкоголя.

Утром в день гибели к консулу возвращается его бывшая (в этой книге много «бывших» и «бывшего») жена Ивонна, которую Фермии не переставал любить той малой частью души, что еще в нем уцелела. Ивонна, брат консула Хью и друг консула кинорежиссер Ляруэль предпринимают попытки спасти Фермина, заставить его бросить пить и начать жизнь заново. Однако судьба, которой Фермин как бы сознательно «подыгрывает», отдает его в руки профашистских элементов, и он гибнет.

Первая глава романа, своего рода пролог, могла бы служить и эпилогом: в ноябре 1939 г., почти через год после событий, о которых рассказано в книге, Ляруэль мысленно возвращается к тому роковому дню. Начиная со второй главы, действие разворачивается уже в строгой хронологической последовательности. Но в рамках сквозной сюжетной канвы «наплывами», говоря языком кино, то есть в видениях, воспоминаниях, диалогах и внутренних монологах, написанных в третьем лицо, дается вся предыстория трех главных действующих лиц современной трагедии: Джеффри Фермина, Ивонны, Хью.

Разумеется, такая композиция далеко не проста, и сложно, прихотливо переплетение стилей письма, из нее вытекающее. Но сложность эта оправдана замыслом, и, вчитавшись в роман, прочувствовав его внутреннюю, сродни гармонии монументального музыкального произведения, русский читатель, думается, по достоинству оценит все богатство мысли, языка и интонационного строя книги.

Подобно многим выдающимся произведениям мировой литературы нового времени, «У подножия вулкана» обнаруживает двойную шкалу письма: это роман о гибели одного отдельно взятого человека и роман о нежизнеспособности всей западной цивилизации, о страшном необратимом недуге, который обрекает ее на гибель, разъедая изнутри. «Болезнь не содержит себя только в теле, она содержит себя и там, где общепринято называть „душа“», — образно поясняет один из персонажей, доктор Вихиль. Болезнь Фермина, его перманентный запой не более чем внешний симптом, указывающий на процессы глубинные и затрагивающие отнюдь не одного человека. Буржуазная цивилизация, по мысли Лаури, больна историей, с которой не может совладать точно так же, как несчастный консул, малый ее атом, не может совладать со временем. Консул безнадежно отстает от времени, выпадает из него (многозначительная частность — увлечение Фермина средневековыми трактатами по алхимии и кабалистике), наконец идет против времени, против истории — и закономерно гибнет.

Сын британского чиновника в Индии, участник первой мировой войны, которая навсегда выбила его из колеи, консул — человек вчерашних по отношению к его времени представлений и взглядов. Когда цивилизации Фермина грозит смертельная опасность от ею же порожденного фашизма, консерватизм консула оборачивается исторической слепотой.

Фермин достаточно умен, чтобы видеть несостоятельность тех ценностей, за которые ратует. Мысленно обращаясь к брату, он вспоминает о войне: «… а ведь борьба за победу в ней, как ты справедливо утверждаешь, еще не кончена, и я ее продолжаю, прикладываясь к бутылке, а ты носишься со своими идеями и, смею надеяться, не кончишь так плохо, как наш отец, которого его идеи погубили, или, если уж на то пошло, как кончил я». Консул понимает пагубность своих «идей», он знает, что все еще обитает где-то там, на рубеже двух веков, когда процветала Британская империя, «в которую он (Фермин. — В. С.), как подозревал мсье Ляруэль, по крайней мере в глубине души истово веровал». Понимает — и только.