Читаем У подножия вулкана полностью

Консул наконец собрался. Надо было только помочь ему натянуть носки. Он стоял в свежевыглаженной рубашке, в твидовых брюках и таком же пиджаке, который Хью брал поносить, а теперь вернул, сходив за ними на веранду, и гляделся в зеркало. Поразительное дело, теперь консул не только был свеж и бодр на вид, но всякие следы ночного кутежа исчезли начисто. Правда, и раньше нельзя было сказать, что он выглядел разбитым, дряхлым стариком: да и с какой стати ему так выглядеть, если он старше Хью всего на двенадцать лет? Но все же, казалось, судьба заранее отмерила ему возраст в туманном прошлом, когда непоколебимая и самостоятельная его сущность, должно быть, потеряла терпение, неодобрительно взирая, как он скатывается все ниже, и покинула его навсегда, как иной корабль тайно покидает гавань.

Хью слышал про своего брата чудовищные рассказы, порой смешные, порой героические, и собственное его поэтическое воображение еще больше приукрасило легенду. Казалось, бедняга попал в какие-то роковые тиски, беспомощный, одинокий, и самое лучшее оборонительное оружие не может его спасти. На что тигру могучие клыки и когти, если настал его смертный час? Или, хуже того, если, предположим, неодолимый удав стискивает его в своих кольцах? Однако этот поразительный тигр вовсе не спешит умирать. Мало того, он намеревается совершить небольшую прогулку да еще прихватить удава с собой и даже сделать вид, будто никакого удава вообще нет. Прямо на глазах этот человек, обладающий невероятной силой, железным организмом и необъяснимым честолюбием, человек, которого Хью никогда не мог понять, или спасти, или оправдать перед богом, хотя по-своему любил его и желал выручить, так блестяще овладел собой. А все эти раздумья очевидным образом вызвала лишь фотография на стене, которую они оба рассматривали, и уже одно то, что она висела там, заведомо оправдывало многие давнишние слухи о коварно замаскированном судне, и консул меж тем указал на это судно пластмассовым стаканчиком, снова уже полным:

— На «Самаритянине» было множество военных хитростей.

Взгляни, какие там борта, переборки. И вон тот темный люк — можно подумать, будто он ведет в кубрик, — тоже хитрость, в нем была укрыта зенитная пушка. Здесь вот трап. По нему я спускался к себе в каюту. Вот штурманский мостик. Вот камбуз — он превращался в батарею мгновенно, ахнуть не успеешь...

Но вот что любопытно, — сказал консул, вглядевшись пристальней, — фотографию эту я вырезал из немецкого журнала. — Хью тоже внимательно рассматривал подпись, напечатанную готическим шрифтом: «Der englische Dampfer tragt Schutzfarben gegen deutsche U-boote»[124]. — А на следующей странице, помнится, была фотография гуся вестфальской породы, — продолжал консул, — и под ней значилось: «So verlie? ich den Weltteil unserer Antipoden»[125] или что-то в этом роде. «Наши антиподы». — Он устремил на Хью пронизывающий взгляд, таивший в себе что-то неуловимое. — Удивительный народ. Но, я вижу, тебя вдруг заинтересовали мои старинные книги... нот ведь беда... своего Бёме я оставил в Париже.

— Я только так взглянул на них. На, бог ты мой, «Трактат о действиях серы, каковой сочинил Михаил Сандивогий, или же, анаграмматически: «Миг, сила, диво, ахни»; на «Одержание герметического тайновластия, или же Неодолимость Философского Камня, в каковом трактате полней и наивразумительней иных, доселе писанных, рассматриваемы высшие герметические премудрости»; на «Постижение тайн, или же Отверстые врата подземных чертогов Соломоновых, со включением драгоценнейших чудес науки, именуемой химическою, в весьма удобочтимом виде, сочинение прославленного англичанина, каковой нарек себя Безымянным, или же Вселенским Мудролюбом, и по вдохновению, а равно же с помощью мудрых книг, сотворил Философский Камень на двадцать третьем году от роду и в лето от рождества Христова тысяча шестьсот сорок пятое»; на «Герметическую кунсткамеру, исправленную и дополненную последователями всех софоалхимических искусств, превзошедшими их доподлинно, каковых истинная суть в том состоит, что исцеление посредством Философского Камня всех и всяческих немощей непременным образом воспроисходит, а равно споспешествует обретению мудрости, полный химический трактат, содержащий XXI главу и писаный во Франкфурте, земле германской»; на «Потустороннее царство, или Основы кабалистики, напечатано с рукописи аббата Виллара: физио-астро-мистический труд с приложением примеров из сочинения по демонологии, из коих неопровержимо явствует бытие на земле разумных существ, не принадлежащих к человечеству»...

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера Зарубежной прозы

У подножия вулкана
У подножия вулкана

"У подножия вулкана" - роман, действие которого происходит в маленьком мексиканском городке в течение одного ноябрьского дня 1939 г. — Дня поминовения усопших. Этот день — последний в жизни Джеффри Фермина, в прошлом британского консула, находящего убежище от жизни в беспробудном пьянстве. Бывшая жена Фермина, Ивонна, его сводный брат Хью и друг, кинорежиссер Ляруэль, пытаются спасти консула, уговорить его бросить пить и начать жизнь заново, однако судьба, которой Фермин заведомо «подыгрывает», отдает его в руки профашистских элементов, и он гибнет. Повествование об этом дне постоянно прерывается видениями, воспоминаниями и внутренними монологами, написанными в третьем лице, в которых раскрывается предыстория главных персонажей. Неизлечимый запой Фермина символизирует в романе роковой недуг всей западной цивилизации, не способной взглянуть в лицо истории и решительно противостоять угрозе ею же порожденного фашизма. Давая многомерный анализ извращенной индивидуализмом больной психики Фермина, Лаури исследует феномен человека, сознательно отказывающегося от жизни, от действия и от надежды. Однако в образной структуре романа духовной опустошенности и тотальному нигилизму консула противопоставлены внутренняя целостность и здоровье Хью, который выбирает другую формулу жизни: лучше верить во что-то, чем не верить ни во что. Логика характера Хью убеждает, что в надвигающейся решительной схватке с силами мрака он будет воевать против фашизма. Линия Хью, а также впечатляющий, выписанный с замечательным проникновением в национальный характер образ Мексики и ее народа, чья новая, истинная цивилизация еще впереди, сообщают роману историческую перспективу и лишают безысходности воссозданную в нем трагедию человека и общества. Виртуозное мастерство психологического рисунка; синтез конкретной реальности и символа, мифа; соединение тщательной передачи атмосферы времени с убедительной картиной внутренних конфликтов; слияние патетики и гротеска; оригинальная композиция — метафора, разворачивающаяся в многоголосье, напоминающее полифоничность монументального музыкального произведения, — все это делает «У подножия вулкана» выдающимся явлением англоязычной прозы XX в.

Малькольм Лаури

Проза / Классическая проза

Похожие книги