У покрова в Лёвшине

– Одним словом, – сказал наконец Чуйкин, – вы не столько просите освобождения Прасковьи Михайловой на поруки, сколько обвиняете г-жу Сухорукову в преднамеренной клевете.

– Нет, – отвечал Карл Иванович. – Я не говорю о преднамеренной клевете, а только предполагаю ошибку, торопливо и неосновательно изъявленное подозрение, притом подозрение, которое заявлено, быть может, не сообразив его важности и последствий, в минуту раздражения и гнева, вызванных внезапным уходом Веры Алексеевны Снегиной, а за ней и самой Прасковьи Михайловой.

– Однако подозрение заявлено не тотчас, в первую минуту гнева, о котором вы говорите, а день или два спустя и при обстоятельствах, которые на первый взгляд его оправдывают. Г-жа Сухорукова утверждает, что у нее похищена тысяча рублей в одной пачке из десяти сторублевых билетов, которую она временно положила в запертый ключом ящик ее письменного стола; что Прасковье Михайловой было известно, что г-жа Сухорукова иногда оставляла деньги в этом ящике; что ящик оказался запертым, но деньги из него исчезли, следовательно, были взяты при употреблении на то подобранного ключа; что деньги были еще налицо утром того дня, когда девица Снегина и Прасковья Михайлова выехали из дому; что на первых порах г-жа Сухорукова о них не вспомнила потому именно, что была поражена внезапным переездом ее племянницы к вам, но что на другой день их не оказалось; и что, наконец, в то время, когда уезжала девица Снегина, Прасковье Михайловой не следовало быть дома, потому что г-жа Сухорукова ее послала к кому-то на Покровку, а между тем она оказалась дома и вовсе не была на Покровке. Все это такие обстоятельства, которые, конечно, не говорят в пользу Прасковьи Михайловой.

– Случайное стечение этих обстоятельств все-таки не может сделать из доброй и честной девушки вора, – отвечал Крафт, который по мере продолжения разговора становился менее застенчив и при живом участии к бедной Параше решительнее входил в роль ее защитника. – Будьте уверены, господин следователь, что все разъяснится и правда возьмет верх. Но теперь я прошу только о том, чтобы вы не держали невинную девушку в какой-нибудь тюрьме с настоящими мошенниками и ворами. Освободите ее на поруки. Она не уйдет от собственного оправдания и, следовательно, от вас. Мы вам какое угодно поручительство представим.

– Вам легко говорить об отдаче на поруки, г-н Крафт, – возразил Чуйкин. – Вы не ответственны. Между тем дело важное, а я человек ответственный и подначальный. Внимание прокуратуры обращено на начатое мною следствие. Я сделал распоряжение о задержании обвиняемой ввиду статей 419 и 420 закона; я уведомил о том прокурорский надзор на основании статьи 283. В случае отдачи на поруки я должен буду, по силе статьи 284, объяснить причины освобождения из-под стражи. Таких причин я пока не вижу. Я даже еще не успел вызвать некоторых свидетелей, которых должен буду допросить по этому делу, например девицу Снегину.

– Как? Снегину? – спросил ошеломленный Карл Иванович. – Зачем вам вызывать Веру Алексеевну Снегину к допросу?

– Если хотите – не к допросу, – она не обвиняется, – а к даче показания. Ее нельзя не вызвать, и нельзя от нее показания не отобрать.

– Неужели ее и в суд будут вызывать?

– Если дело дойдет до суда – конечно.

– Помилуйте, г-н следователь, – сказал взволнованным голосом Крафт, – вызывать и публично допрашивать молодую добропорядочную девушку по делу о воровстве и о воровстве будто бы совершенном сопровождавшей ее горничной, и печатать о том в газетах – это ужасно!

– Оно неприятно, без сомнения, – сказал Чуйкин, – но неизбежно. Притом показание Снегиной будет в пользу обвиняемой. Вы сами не пожелали бы лишить ее выгод такого показания.

Крафт замолчал. Он думал о том, как сказать Вере и Клотильде Петровне о предстоявшем свидетельском допросе.

– Сожалею, – сказал Чуйкин, вставая и тем давая понять Крафту, что объяснение с ним покончено, – сожалею, что пока не могу исполнить вашего желания. Увидим, что окажется возможным позже, смотря по ходу следствия.

– Сила Кузьмич Гренадеров, – доложил вновь вошедший сторож.

– Проси, – торопливо сказал Чуйкин. – Прощайте, г-н Крафт.

– Не позволите ли мне дождаться Силы Кузьмича? – спросил Карл Иванович. – Он к вам пожаловал по тому же делу и с такою же просьбой, как я.

– По тому же делу, – повторил нерешительно Чуйкин. – Тогда не угодно ли вам остаться?