У порога великой тайны

Почему не удались достопочтенному Пристли его повторные опыты, которые он ставил в 1778 году, чтобы опровергнуть Шееле? Ведь Пристли работал в саду, при ярчайшем солнце. Ингенхауз пробует добыть кислород на зеленой ветви в жаркий полдень, на солнце. Пузырьков в пробирке почти нет! Значит, слишком сильный свет, как и полумрак, неблагоприятно влияет на очищение воздуха растениями. А дальше? Дальше Ингенхауз не может проникнуть. Дальше в лабиринте — мрак. Он знает, что растения дышат, следовательно, как-то ухудшают воздух. Но он убежден, что дышат они только во тьме, а на свету процесс дыхания сменяется процессом выделения кислорода. Он не может допустить, что дыхание и другой, прямо противоположный процесс, в результате которого выделяется кислород, идут вместе. И на ярком солнце, когда растение перегрето, дыхание усиливается, а выделение кислорода уменьшается. Но это станет понятным еще не скоро…

Опыты завершены. Не давая себе ни дня передышки, Ингенхауз садится за книгу. Несмотря на крайнюю поспешность, он излагает свои мысли ясно и последовательно. Едва только книга вышла в свет, как ее автора приняли в члены Королевского общества. Недруги Ингенхауза потом говорили, что голландцу помог Прингль. Но Джон Прингль, которому перевалило за семьдесят, уже с год как покинул пост президента Королевского общества, уйдя на покой…

Извлечены из сундука и дорогой камзол, и парик, и парадные башмаки. Ингенхауз принимает поздравления, наносит визиты, рассыпая остроты и любезности. Это прощальные визиты. Он объявляет всем, что возвращается в Вену.

— Ах, господин Ингенхауз, да вы просто Летучий голландец! — восклицает одна старая дама, которую он знает много лет. — Из Вены в Лондон, из Лондона в Вену… Для чего же вы приезжали на такой короткий срок? Ведь вашу книгу, о которой я столько слышу, вы могли написать и в Вене.

Ингенхауз отшучивается:

— Лондонский туман, миледи, сгущает не только воздух, но и мысль, поэтому я предпочел работать здесь.

И опять, пересекая наискось Европу, мчится карета. Деревушки, поля, виноградники… Это Франция, пока еще подвластная королю. Еще подняты горделиво мосты, ведущие в родовые замки аристократов. Еще долгих восемь лет до штурма Бастилии.

Рассеянно поглядывает в окно кареты Ингенхауз. Он чуть усмехается — припомнилась старая дама, назвавшая его Летучим голландцем… Почтеннейшая леди! Не мог ведь ваш хорошо воспитанный друг при гостях пускаться в скучные объяснения: что занятие науками требует отрешенности и уединения; что венский двор, с его шумными увеселениями, наименее подходящее для таких занятий место; что в Вене ни таких приборов, ни таких книг, как в Лондоне, не сыщешь. Вот ваш друг Ингенхауз и прискакал в Англию. Почему скачет он теперь обратно в Вену? Да потому, что нет у него ни родового замка, ни суконной фабрики, и надо ему послужить еще денег ради у Марии Терезии. Недруги могут истолковать его внезапные приезды по-своему. Они скажут… Да мало ли что могут сказать недруги!..

Ингенхауз поднимает отяжелевшие веки. Он задремал. Карета едет уже по германской земле…

Еще девять лет прожил Ингенхауз в Вене. Врачевал при дворе, урывками ставил опыты по физике, химии, ботанике. Издал книгу «Дыхание растений». А доживать свои дни вернулся все-таки в Англию. Тот самый лорд, у которого Джозеф Пристли служил когда-то секретарем, предоставил Ингенхаузу кров в своем поместье. Там ученый и умер в 1799 году.

Ингенхауз занял свое место в истории науки как один из первооткрывателей тайны зеленого листа.

Колокола пастора Сенебье

Как-то весною 1780 года к Шарлю Бонне, философу и натуралисту, уединившемуся под старость в поместье на берегу Женевского озера, приехал его друг и ученик Жан Сенебье. Всегда ровный и сдержанный, Сенебье на этот раз казался взволнованным: завзятый книголюб, он мял и теребил привезенную с собой книгу.

Бонне увел друга в дальний угол сада.

— Вы чем-то огорчены, мой милый? — спросил гостя хозяин, когда они уселись на скамью.

Сенебье протянул старику измятую книжицу парижского издания.

— Постойте-ка, — сказал Бонне, разглядывая обложку, — я ведь знавал этого голландца… Да, да, — бормотал философ, листая книгу под самым носом, — он приходил ко мне. Скор и ловок, ничего не скажешь. Опередил и достопочтенного Пристли и вас, мой друг. Вы ведь лет десять занимаетесь этой же проблемой?

— Больше, — выдавил из себя Сенебье, который все еще не мог прийти в себя.

— А когда сдадите свой труд в печать?

— Мне понадобится еще года два.

Бонне опять сунулся носом в книгу, словно пытаясь что-то вынюхать между строк.

— Какого же вы мнения о работе этого Ингенхауза? — спросил он наконец, откладывая книгу.

— Он клевещет на растительное царство! — Сенебье даже привскочил. — Но у него можно найти много верных суждений и некоторые его опыты убеждают. Разумеется, я в своих мемуарах скажу о том, что мне нравится и что не нравится в его работе.