У порога великой тайны

Давайте забудем простенький опыт, который мы, под наблюдением учителя, ставили в школьном уголке живой природы. Опыт, убеждающий нас в том, что листья служат растению органом питания. Забудем все, что учили про клетку. Забудем, что рассматривали в микроскоп срезы зеленого листа, что видели устьица и хлорофилловые зерна. Забудем все, что знали о составе воздуха, о свойствах углекислого газа и световых лучей.

Одним словом, забудем начатки ботаники, химии, физики. Перенесемся на три с четвертью века назад, в ту эпоху, когда современная наука, основанная на опыте, на фактах, только зарождалась. В ту эпоху, когда и самые одаренные, самые передовые умы стояли еще одной ногой в средневековье, с его алхимией и мертвящими церковными «истинами». Не придем ли мы в этом случае к тому же выводу, к какому пришел знаменитый голландский естествоиспытатель, живший на рубеже XVI и XVII столетий — Ян Баптист Ван-Гельмонт?

Проникнем в кабинет Ван-Гельмонта — химика, физиолога, врача… Да, в ту пору один человек — обладающий, разумеется, способностями Гельмонта — мог еще не только объять все науки, но и сделать в каждой из них открытие.

Хозяин кабинета взволнованно меряет шагами комнату, посматривая на лежащее в стороне ивовое деревцо. Ван-Гельмонт худ, коротковолос. Удлиненное лицо с крупным носом кажется замкнутым, даже немного суровым. Ему — под пятьдесят. Позади — годы, полные ярких впечатлений и упорного труда.

Он родился в 1577 году в Брюсселе, тогда нидерландском городе. Родители, состоятельные дворяне, отдали сына учиться в Лувен, старинный город провинции Брабант. В Лувене был католический университет, основанный еще в XIII веке. Юноша Гельмонт начал изучать естественную историю в этом университете у иезуитов — членов католического ордена.

Жесткая, сухая философия иезуитов не могла привлечь Гельмонта, обладавшего горячим воображением.

Порвав с иезуитами, он перебрал затем многих учителей. Но никто из них не мог дать ответа на вопросы, терзавшие юношу.

Гельмонт набросился на книги. В конце концов он решил посвятить себя медицине и уже в двадцать два года получил степень доктора. Но в те времена врачевать — значило еще и быть химиком…

Закончив университет, он объехал почти всю Европу. Был во Франции, в Англии, в Италии, в Швейцарии. Всюду учился, вел споры, читал.

Но вот странствия закончены. Он женился на брабантской вдове и на тридцать втором году осел в поместье под Брюсселем, посвятив себя науке и лечению больных.

Еще в студенческие годы Ван-Гельмонт стал горячим сторонником идей Парацельса, чьи труды усердно изучал.

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст из Гогенгейма… Он назвал себя Парацельсом, чтобы подчеркнуть свое превосходство над известным древнеримским ученым Цельсом. Какой он был злоязычный проказник, этот Филипп Ауреол!.. И какой искрящийся, озорной ум!

Парацельс основал школу ятрохимиков — химиков-врачей… Приготовление лекарств. — главная цель химии. Да, говорили ятрохимики, превращение ртути, свинца и других металлов в золото с помощью философского камня… все же возможно! Средневековые алхимики были неправы лишь в том, что посвящали всю жизнь только этому.

Так рассуждали ятрохимики, к которым примыкал и Ван-Гельмонт. Великое множество всевозможных лекарств приготовляли они в своих лабораториях. Станем ли мы осуждать их за то, что большая часть этих лекарств оказалась бесполезной для больных? Ведь тогдашняя медицина почти ничего не знала о живом организме.

Для науки же ятрохимики сделали немало. Парацельс впервые, за ним и Ван-Гельмонт наблюдали выделение водорода при химических реакциях. Ван-Гельмонт ввел в обиход исследователей термин «газ».

Вместе с тем Ван-Гельмонт был убежден, что из смеси пшеничной муки, старых тряпок и пыли могут, представьте, народиться мыши. И еще он знал, как вывести скорпионов!.. Для этого нужно выдолбить углубление в кирпиче, наложить туда толченого базилика и прикрыть вторым кирпичом. Если выставить кирпичи на солнце, то через несколько дней из базилика выведутся настоящие скорпионы!..

Ван-Гельмонт все еще в волнении шагает по кабинету. Ива лежит перед ним. Корни деревца, очищенные от влажной земли, уже стали подсыхать. Взгляд ученого падает на листья ивы — узкие, блестящие, заостренные, с зазубренными краями. Как быстро они привяли!..

Давно уже проснулась госпожа Ван-Гельмонт. Она идет в зимний сад. Как, ивы нет?! Ах, да, сегодня исполнилось ровно пять лет.

И отправляется к мужу.

Ван-Гельмонт прерывает свой нервный бег по кабинету и в почтительном изумлении склоняется перед женой. Она почти никогда не заходит на его половину. Дама бросает взгляд на лежащее деревцо и, слегка морща нос — от этих снадобий и колб так ужасно пахнет, — поздравляет мужа с окончанием столь длительного опыта. Он начинает ей горячо объяснять:

— Ведь земли в горшке убавилось только две унции, две унции за пять лет! А ива увеличила свой вес в тридцать раз!..

Она с милой улыбкой прерывает его:

— Благословение богу, мой друг, что все это так хорошо кончилось. Идемте завтракать…