У порога великой тайны

Безопасность? Но разве он покинул Германию из чувства самосохранения? Нацисты, учинив погром в его «неарийской» квартире, разокрав все его ценности, спохватились: ведь Рихард Вильштеттер нужен им! Он не поэт, не философ, не историк, не адвокат — этих надо уничтожать. Он химик, да какой еще химик! Они пришли с извинениями, обещали вернуть украденные картины и вещи, только бы он согласился сотрудничать с их фюрером и с их химическим концерном.

Работай на войну — и тебе дадут нарукавную повязку, которая защитит тебя от любого изувера, хоть ты и еврей… Извечная, немудрящая «философия» всех завоевателей, всех погромщиков — трусливых подонков рода человеческого…

Сотрудничать с нацистами, дышать с ними одним воздухом? Нет. И он ушел в Швейцарию…

По вечерам базельский изгнанник записывал неторопливо, обыденным языком свои воспоминания. В домике царила тишина. Лишь изредка вздыхала сидевшая в креслице с вязаньем Элиза Шнауффер, его служанка, добрая старая немецкая женщина. Там, в Германии, она, как умела, защищала Вильштеттера от нацистов. Когда он ушел в Швейцарию, Элиза последовала за ним…

Записи обретают форму книги. Как сладостно погружаться в мир прошлого!

Он родился на юге страны, в Карлсруэ. Отец его, Макс Вильштеттер, торговал текстильным товаром. Плохо, должно быть, торговал, так как, не добившись успеха на родине, поехал искать счастья за океан. Семья Вильштеттеров перебралась в Мюнхен. Мать ждала: отец накопит долларов и заберет ее с сыном в Америку. Но доллары не шли к Максу Вильштеттеру, и семья его жила в Мюнхене впроголодь.

Рихард набросился на книги, словно они могли утолить его голод. Окончив школу, он поступил в Мюнхенский университет. Слушал лекции и в Политехнической школе. Юноша ослабел от недоедания и вечерами занимался лежа, чтобы сэкономить силы. Штудировал естественные науки, философию, историю. Читал запоем Достоевского, Золя, Толстого.

Руки его тоже работали. Он повторял опыты Генриха Герца, доказавшего существование электромагнитных волн. Изучая систематику растений, собирал гербарий в баварских лесах. И химия, химия, химия. Она стала главной его страстью.

Когда Макс Вильштеттер в 1900 году, после семнадцатилетнего отсутствия, с трудом собрав денег на дорогу, вернулся к семье в Мюнхен, его сын уже был приват-доцентом. Да, торговец текстильным товаром из Карлсруэ оказался решительно неспособным делать деньги. Он был совестлив и прямодушен, этот Макс, а такие в деловом мире не преуспевают. Теперь семья могла надеяться только на талант Рихарда. Но приват-доцент — это ведь только звучит громко. А переведи на житейский язык: внештатный преподаватель. Подняться выше Рихард Вильштеттер на родине пока не смог и уехал в Цюрих.

В течение семи лет, с 1905 по 1912 год, Вильштеттер занимал профессорскую кафедру в Цюрихской высшей технической школе. Здесь он и занялся изучением хлорофилла, притягивавшего к себе все большее число ботаников, физиков, химиков.

Незадолго до того Михаил Семенович Цвет с помощью своего адсорбционного хроматографического метода показал, что в хлорофилловом зерне содержатся два зеленых пигмента (хлорофиллин альфа и хлорофиллин бета) и несколько желтых спутников (каротин и ксантофиллы). Выделив пигменты в чистом виде, Цвет с большой точностью описал некоторые их свойства. Но он не брался разгадывать химическую природу хлорофилла, так как не был химиком.

Цвет и Вильштеттер вошли в науку почти в одно время — они были одногодками. Но Вильштеттер заинтересовался хлорофиллом позднее Цвета. Разумеется, Вильштеттер знал работы своего русского коллеги и, казалось, должен был начать с того места, где Цвет остановился. Но в науке не так все просто, как в эстафетном беге. Нельзя начинать работу с середины, и Вильштеттер сначала проделал ту же работу, что и Цвет. Только пользовался он при этом более сложными и более точными, с его точки зрения, приемами. И лишь потом цюрихский профессор двинулся дальше.

Имея хорошую лабораторию и деятельных помощников, Вильштеттер ставил опыты широко. Чтобы добыть граммы хлорофилла, он изводил сотни килограммов зелени. В лаборатории Вильштеттера хлорофилл извлекали чаще всего из крапивы. Студенты, приносившие своему профессору мешки, набитые этим жгучим сорняком, вечно ходили с распухшими красными руками и даже на лекциях расчесывали свои волдыри.

Один из коллег Вильштеттера сказал ему однажды шутливо:

— Герр Рихард, я полагаю, что огородники Цюриха и его окрестностей пришлют вам скоро благодарственный адрес. Вы истребили всю крапиву в округе!

Как-то Вильштеттер попросил одного из своих учеников, Артура Штолля, за которым давно наблюдал, зайти в лабораторию в неурочный час.