У преддверия

— Тамъ? — началъ докторъ и нахмурился, — тамъ остается вдова и пять человѣкъ дѣтей, изъ которыхъ старшему десять лѣтъ.

— И надежды… никакой?

Въ эту минуту Алексѣю Дмитріевичу очень хотѣлось, чтобы надежда была и чтобы его собственное радостное настроеніе не омрачалось близостью чужаго горя. Докторъ пожалъ плечами.

— А вѣдь онъ мой коллега… до нѣкоторой степени! — сказалъ онъ и усмѣхнулся.

— Кто? — спросилъ Глѣбовъ.

— А вотъ, швейцаръ. Если допустить несомнѣнность жизни иной, откуда мы всѣ идемъ и куда возвращаемся, то мое мѣсто у преддверія: одинъ пришелъ, другой уходитъ; будь на стражѣ и… не спи ночь, — добавилъ онъ печально.

Алексѣй Дмитріевичъ засмѣялся. Докторъ вытащилъ изъ подъ шубы часы и остановился.

— Спать или завтракать? — задумчиво спросиль онъ и сталъ что-то соображать, глядя передъ собой въ туманъ и мглу петербургскаго зимняго утра.