Читаем У ПРУДА полностью

Сев в машину, сразу тронулась с места, съехав в воду.

- ...Волну не подымай только... – сосредоточенно сказал Дмитрий.

“Нива” легко преодолев брод и выехав на берег, без остановки покатила в Холмы.

- Куда ехать, пап? – спросила Люся, без напряжени управляя машиной.

- А тут, одна дорога! – сказала весело Наталья с заднего сиденья.

- Ха!... Ну, дети! – мотал головой Дмитрий.

П О Д Е Л И Т Ь С Я Р А Д О С Т Ь Ю

Автобус остановился. С шумом открылись двери. Замолчал двигатель. Люди не торопясь и молча сходили со ступенек. Некоторые крестились. Рядом стояла другая толпа людей, ждавших автобуса. Туча пыли медленно отплывало в сторону. Не далеко гулко крикнула ворона. Кривые избёнки старой деревушки, темнели маленькими глазницами окон.

Дождавшись очереди, Ирина шагнула с железных ступенек на пыльную обочину. Непонятно заныло сердце. Взглянула тревожно на узкую тропу, ведущую в сторону монастыря. Редко растянувшись, люди двигались издалека к автобусной остановке.

Но уже другая очередь людей, по одному, двое, и несколько сразу, направлялись в противоположенную сторону. Иногда слышался негромкий разговор. Ирина приехала одна. Что бы собрать мысли воедино. Ощутить благодать радости, и передать её тому, кто предрёк ей такие счастливые перемены.

До обители нет дороги. Есть только путь. Это лишь узкая тропа На машинах туда не подъезжают. Этот путь нужно каждому проделать пешком.

Здесь стираются границы между дитём и взрослым, между праведником и грешником. Перед Творцом все равны. И все едины. Едины в надежде. Едины в горе. Едины в радости.

И каждый обнажает свою душу, не стыдясь и не скрывая. И каждый ответит за свои дела и мысли. И скажет каждый: - на что потратил он творящую силу, дарованную ему Отцом, что сделал он на цветущей земле такого, что бы преумножить её красоту, что сотворил он вечного, что бы оставить после себя своим потомкам, какую радость принёс он окружавшим тебя людям?...

Глубоко вздохнув, Ирина шагнула в сторону монастыря. Ещё не было видно его высоких, молчаливых стен и огромных, отливающих светом куполов, но она тщательно поправив платок, погрузилась в свои радостные воспоминания, готовясь выплеснуть окружившее её предрекаемое счастье. Ноги несли её, не чувствуя тропы. Её глаза упирались в горизонт, высоко вздымая брови. Неподвижно покоилась улыбка на просветлённом лице.

«Спасибо, отче...» – скажет она. «Не порвалась, туго натянутая нить надежды! Оскорблённая душа вернулась с радостью, сливаясь с юной молодой душой, дарует радость всем вокруг!»

«Ах! Как хорошо легли слова!» – подумала она, как будто кто-то ей помог сложить. «Как захотелось жить!» – в глазах её горело. И сердце – пело, слогом упиваясь! «Как дивно!» – думала она. «Как радость плещется внутри! Смотри, отец! Вот, я! - Смотри!»

Ирина улыбалась. Ноги легко летели по утоптанной тропинке.

Испей, хоть, долю сладкой чаши...

Порадуйся, за счастье наше!

За сына, и за дочь мою!

Как наш Творец – я их люблю!

«Господи! ... – думала Ирина, - откуда такое!

Перед ней всплыло в улыбке лицо старца.

«Сейчас! Скоро! Подожди отче, я уже рядом! Я сяду у твоих ног и скажу тебе всё, что думала в радостных слезах последние ночи! Ты укрепил мою надежду и она сбывается, прямо на глазах! Сбываются твои слова!»

Ноги уже не шли – летели, почти не касаясь земли. На просиявшем лице выкатились, наверное сладкие слёзы радости и благодарности. Да, так бывает!

«Живи отец дольше! И дари надежду и исцеление пришедшим к тебе!»

Вот! Вот и видны уже стены храма! Сейчас за деревьями покажется избушка. Возможно, подле, на скамеечке, сидит и ждёт своих чад отец Иннокентий! А они летят к нему со всей округи, как птицы собираясь в стаи.

Вот избушка! Видна она. Но нет монаха на скамеечке... И вокруг – никого нет...

Значит, там! Внутри он!

Ирина только сейчас заметила, что почти бежит. Приостановилась. Перешла на спокойный шаг. А потом и вовсе встала. Конечно. Надо отдышаться собраться силами и мыслями.

Там, справа, около церкви, стояла кучка людей. Кто выходил, кто входил, степенно крестясь на помеднённые главы. До монастыря, что слева. несколько сот метров. Пустынно. Только изредка, промелькнёт редкая фигурка монаха, идущего по делам или послушанию куда-нибудь.

Гнетущую тишину нарушали только пролетавшие рядом насекомые. Ирина заволновалась что-то, озираясь по сторонам. Трепетно забилось сердце.

Она повернула голову к маленькому домику. Вот! Так и есть! Отец Иннокентий сидел на скамеечке и чуть заметно улыбался, глядя в её сторону.

Она торопливо глотнула воздух, и уже намерилась сделать шаг в его сторону. Но монах вдруг встал и неслышно вошёл в дверь.

Ирина, хлопая ресницами, и не чувствуя под собой ног, направилась за ним к двери. Подошла, не доходя нескольких метров.

«Что-то ноги обмякли...» – подумала она. И руки тряслись мелко-мелко. Неожиданно дверь распахнулась со скрипом и низко наклонясь, на крылечко вышел молодой, высокий монах. Распрямился, поднял светло серые глаза на Ирину. Замер в ожидании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика / Культурология
Свод (СИ)
Свод (СИ)

Историко-приключенческий роман «Свод» повествует о приключениях известного английского пирата Ричи Шелоу Райдера или «Ласт Пранка». Так уж сложилось, что к нему попала часть сокровищ знаменитого джентельмена удачи Барбароссы или Аруджа. В скором времени бывшие дружки Ричи и сильные мира сего, желающие заполучить награбленное, нападают на его след. Хитростью ему удается оторваться от преследователей. Ласт Пранк перебирается на материк, где Судьба даёт ему шанс на спасение. Ричи оказывается в пределах Великого Княжества Литовского, где он, исходя из силы своих привычек и воспитания, старается отблагодарить того, кто выступил в роли его спасителя. Якуб Война — новый знакомый пирата, оказался потомком древнего, знатного польского рода. Шелоу Райдер или «Ласт Пранк» вступает в контакт с местными обычаями, языком и культурой, о которой пират, скитавшийся по южным морям, не имел ни малейшего представления. Так или иначе, а судьба самого Ричи, или как он называл себя в Литве Свод (от «Sword» (англ.) — шпага, меч, сабля), заставляет его ввязаться в водоворот невероятных приключений.В финале романа смешались воедино: смерть и любовь, предательство и честь. Провидение справедливо посылает ему жестокий исход, но последние события, и скрытая нить связи Ричмонда с запредельным миром, будто на ювелирных весах вывешивают сущность Ласт Пранка, и в непростом выборе равно желаемых им в тот момент жизни или смерти он останавливается где-то посередине. В конце повествования так и остаётся не выясненным, сбылось ли пророчество старой ведьмы, предрекшей Ласт Пранку скорую, страшную гибель…? Но!!!То, что история имеет продолжение в другой книге, которая называется «Основание», частично даёт ответ на этот вопрос…

Алексей Викентьевич Войтешик

Приключения / Исторические любовные романы / Исторические приключения / Путешествия и география / Европейская старинная литература / Роман / Семейный роман/Семейная сага / Прочие приключения / Прочая старинная литература