У птенцов подрастают крылья

Мы выпили в столовой по стакану молока, взяли в карманы по огромному бутерброду, которые еще с вечера приготовила нам мама, и вышли на улицу.

Была еще ночь, темная, влажная. Именно такая, как должна быть в начале осени. Весь городок спал, только кое-где в окнах краснел огонек — видно, хозяйки затапливали печь.

Откуда-то приятно запахло свежим печеным хлебом.

Мы быстро прошли по темной улице и подошли к Мишиному дому. На лавочке в полном охотничьем облачении уже сидели Миша и Копаев.

— А где же Коля? — спросил я, поздоровавшись с приятелями.

— Шут его знает где, — усмехнувшись, ответил Миша, — верно, ночь прогулял, а теперь никак не встанет.

— Да, может, проспит, совсем не придет? — забеспокоился я.

— Придет, никуда не денется, — успокоил Миша. — Я нарочно время с запасцем назначил.

— Вот видишь, я же говорил, что спешить нечего, — сказал мне Сережа, — а ты все горячку порешь.

— Это не горячка, а порядок, — вмешавшись в разговор, поддержал меня Копаев, — раз договорились — в шесть сбор, значит, нужно к сроку являться. — Он помолчал и добавил: — Эх, жаль, Колька в армии не служил, ему бы там живо мозги вправили, отучили бы от этих штучек.

— Это от каких таких штучек?! — вдруг послышался из темноты веселый голос Кольки. — Здорово, орлы! — приветствовал он нас. — Все в сборе, молодцы! Ну, пошли, пошли, ребята, — заторопил он. — Вы рады тут рассиживаться, лясы точить. А собаки где? — обратился он к Мише.

— Собаки в сарае. Чего же их зря тут держать — отвязать недолго.

— То-то — недолго. Эх вы, бабы рязанские! — махнул Колька рукой и скрылся во дворе.

Через секунду он вышел, держа на сворке обеих собак, Амура и Найду.

— Пошли! — скомандовал он.

Коля шел впереди и так быстро, что мы за ним еле успевали. В какой-нибудь час с небольшим уже дошли до первого леса — Перлочинки. Было еще темновато, собак пускать рано: ну-ка сразу поднимут зайца, стрелять никак еще нельзя.

— Вот теперь и посидеть и покурить можно, — сказал Коля. Снял с себя ружье, охотничий рог и привязал собак к ближайшему дереву.

Мы все расселись: кто на пеньке, а кто прямо на земле. Закурили все, кроме Миши и меня.

— А ты не хочешь еще разок попробовать? — предложил мне папиросу Сережа.

— Нет, спасибо. Такую дрянь совсем не хочется.

— Не привыкай к этому баловству, — сказал мне Миша, — что в нем хорошего: ни вкуса, ни удовольствия.

— Да уж ты, известно, барышня кисейная, — засмеялся Коля и, лихо потянувшись, прибавил: — Ух, ребятушки, как спать охота! Ведь и не ложился даже.

— Все с кисейными барышнями гулял? — спросил Миша.

— А то как же: дело молодое, чего время зря терять.

— Правильно, — одобрил Сережа.

Мы посидели с полчасика. Уже немного развиднелось, но было как-то серо, туманно.

— Ну, ждать больше нечего, пора пускать! — сказал Коля. Он быстро встал, отвязал собак от дерева и спустил со смычков.

— А ну ищи, ищи, ищи, собаченьки! — подвеселил он засидевшихся собак.

Те легким галопом перебежали через поляну и скрылись в кустах.

— Давайте, ребята, рассыплемся цепью, пойдем вдоль леса да будем посвистывать, покрикивать, так скорее русачка поднимем. Он теперь на лежке крепко лежит. Кругом лист шуршит — вот косой и таится где-нибудь в овражке, — сказал Николай.

Мы разошлись в разные стороны и не спеша двинулись цепью вдоль леса.

«Неужели я сегодня убью зайца? — думал я. — Нет, такому счастью не бывать: ведь Копаев, Коля, Миша — охотники уже опытные, они живо подладятся под гон и стукнут косого. Ну что же, хоть гончих послушаю».

Ребята то тут, то там изредка покрикивали, подбадривая собак и стараясь вспугнуть с лежки зайцев. Из их голосов сразу выделялся звонкий и какой-то особенно залихватский голос Кольки.

— А ну давай, давай, давай! — на весь лес с каким-то затягиванием выводил Николай и заканчивал лихим посвистом.

Неожиданно издали, из леса, ему отозвался какой-то странный вопль. Я сразу не понял, что это. Прислушался: вот опять. Казалось, кто-то впереди, в лесу, закричал плачущим голосом: «Ай-ай-ай!» Закричал и смолк.

«Да ведь это собака взлаивает, — сообразил я. — Значит, нашла заячий след, разбирается в нем и изредка подает свой звонкий голос». А вот и второй голос: этот уже погромче, погрубее, наверное, Амура, а первый, тоненький, — Найдин. Собаки, верно, наткнулись на следы зайца. Ночью зверек бегал по лесу, кормился, а к утру спрятался куда-нибудь под кустик, в овражек, лег на дневку. Сейчас собаки разберутся в ночных следах, вспугнут зайца и погонят. Куда же мне стать, чтобы перехитрить его, чтобы заяц, удирая от собак, выскочил на меня? Я остановился в нерешительности. Что делать? Бежать куда-то или оставаться на месте? А между тем собаки взлаивали все чаще, все азартнее. Голоса охотников давно уже смолкли. Теперь мои приятели, верно, так же, как и я, стоят в нерешительности, ждут, в какую сторону погонят собаки.

И вдруг обе гончие разом залились на весь лес отчаянным лаем.