У птенцов подрастают крылья

— Картину осени… — как бы в раздумье повторил Николай Дмитриевич. — Вот в этом-то и суть дела, как ее написать? — И, обращаясь уже ко всем нам, продолжал: — Вот Толя Латин хочет осень писать. Пусть попробует, может, и очень хорошо напишет. Сегодня мы все попробуем и посмотрим, у кого что получится. Сделаем, так сказать, смотр наших сил. Но, прежде чем браться за карандаш или краски, друзья мои, нужно внимательно всмотреться и вдуматься в то, что вы хотите отобразить на бумаге. Мало того, все это нужно прочувствовать, всей душой прочувствовать. Осмотритесь кругом, поглядите на эти березы, осины. Они уже голые, без листьев. А теперь вглядитесь в заречную даль, в пустые, давным-давно убранные поля, в это низкое хмурое небо… Я вот смотрю туда и знаете что вспоминаю? Некрасова. Помните?

Поздняя осень. Грачи улетели,
Лес обнажился, поля опустели,
Только не сжата полоска одна…
Грустную думу наводит она.

Видите там эту избушку на краю деревни? Вся покосилась, вот-вот завалится, и крыша наполовину раскрыта. Вот вам некрасовский мотив поздней осени. Если решили писать именно его, постараться передать именно это настроение, тогда избушку-развалюху включить в картину обязательно нужно.

Но можно, конечно, и совсем иначе передать настроение поздней осени. Взгляните на эти серые клочкастые тучи, на голые вершины деревьев. Изобразите в картине только их, только вот эти оголенные, мечущиеся в порывах ветра почерневшие сучья, эти лохматые, несущиеся по небу обрывки туч, передайте в картине, что вам самому холодно, неприютно, тревожно на сердце… И вот вам мотив поздней осени. В картине нет ни избушки, ни полей, ни лесов, и люди не нарисованы. А человек все-таки там присутствует, есть ваше настроение, ваше переживание. Вот ведь что нужно передать в картине: не копию того, что вы видите, не точную фотографию, а ваше личное отношение ко всему этому.

— Вот, Толя, в чем дело-то, — обратился он к Латину. — Значит, можно и нарисовать, и не нарисовать те избушки. Только сказать, что они ничего не прибавят и не убавят к картине, никак нельзя. Они всю картину в корне изменят. Решите сначала ее внутренний, психологический сюжет, прочувствуйте его, а потом и пишите.

— Я уже прочувствовал, я решил, — уверенно ответил Толя. — Захвачу крайние избушки, буду писать некрасовскую позднюю осень. Можно начинать?

— Конечно, можно, — слегка улыбнувшись, ответил Николай Дмитриевич. — Ну, а вы что придумали? — обратился он к нам. — Вам какой сюжет больше по душе?

— По душе, по душе!.. — задумчиво ответил Лева. — По душе-то многое, только рисовать-то мы не умеем. Мало ли что я захочу изобразить, а что из этого получится?

— А я, Николай Дмитриевич, могу только человека рисовать, — подбежал к нам шустрый, веселый парнишка — Ваня Козин. (Мы прозвали его «Ваня Козлик» или просто «Козел».) — Только человека и умею! — повторил он.

— Человека? — недоверчиво переспросил учитель. — Ну, это совсем неплохо. Человека, пожалуй, труднее всего нарисовать.

— А что ж тут трудного? — весело ответил Козел. — Вот глядите. — Он достал лист бумаги, карандаш, в один миг нарисовал и подписал: «Точка, точка, запятая, минус рожица кривая, палки, палки, огуречик, вот и вышел человечек».

Все рассмеялись:

— Вот это художник!

— Да, такого нарисовать нетрудно, — охотно согласился Николай Дмитриевич, — но это все шутки, а я хочу говорить с вами серьезно.

— …Вы боитесь, что у вас из вашего рисования сразу ничего не получится, — вновь заговорил он, — но это опять-таки зависит от вас. Тема нашего сегодняшнего урока «Поздняя осень». Прежде всего — я же говорил и еще повторяю — не спешите браться за карандаш или краски, сначала научитесь видеть, вдуматься, вглядеться в то, что видите. Для первого раза и этого уже вполне будет достаточно. А кто захочет, пусть попробует свои силы, пусть попытается свое видение, свое настроение изобразить на бумаге, так сказать, поделиться им и с другими.

— Да я очень хочу поделиться, только не умею, не смогу нарисовать все, что вижу, что хочу передать, — с искренним огорчением сказал Лева.

— А все, что вы видите, рисовать необязательно, — ответил Николай Дмитриевич. — Я же говорю, что совсем не план этой местности рисовать нужно, а только передать ваше личное настроение, впечатление от всего виденного.

Он показал рукой на голый осиновый сучок. На нем уцелело только два совсем уже почерневших листочка.

— Нарисуйте один этот сучок и эти последние листья — разве все это не передаст ваше настроение, ощущение поздней осени?

— Верно, верно, — обрадовались ребята, — мы сейчас будем голые ветки и последние листья рисовать.

— А может, сами поищете какие-нибудь другие детали, другие, еще более выразительные мотивы? Давайте-ка разбредемся да походим немножко по ному лесу, подумаем, понаблюдаем, поищем…

Мы разошлись. Я побрел по тропинке вдоль опушки к речке. Вот родничок, из которого мы с Михалычем и Сережей пьем летом воду. Даже наши черпачки целы, в кустах лежат.