У реки Смородины

На околице ограда,
за околицей – луга.
Дева-горлица не рада
за павлина-мужика:

«Пойду ль, да выйду ль я да…

Пойду ль, да выпью яда…»

«Хорошо бы!» – Старшой нащупал возле трубы какой-то брусок и метнул на голос. Брякнуло-шмякнуло.

– Мог бы просто сказать, что не нравится, – обиженно произнесла мышь, но посовестилась и свернула концерт.

Глава третья В коей близнецы входят в тридевяцкое княжество, и не одни они, между прочим…

Пусть нас не трогают, и мы не тронем, а если тронут – мы не останемся в долгу.

Мао Цзэдун

– Ладно, Борай. Живи, не хворай, – зарифмовал Иван, глядя на развалившегося у крыльца бондаря.

Хозяин не дополз до дома сущие сантиметры. Взъерошенная пыльная голова покоилась на первой ступеньке, руки-ноги были раскиданы, из приоткрытого рта вырывался перегарный парок. «Если рядом поставить свечку, то Борай станет огнедышащим, что вчерашние шуликуны», – хмыкнул Старшой.

Сердобольный Егор проявил заботу о бочаре – подхватил его под микитки и внес безвольное тело в дом: пусть отсыпается в тепле.

Братья забрали коней из стойла, оседлали и поехали в утренней осенней дымке навстречу Тридевяцкому княжеству.

Дорога обогнула холм, и впереди показался крепкий широкий мост. Возле него стояла избушка, тракт был перегорожен бревном, висящим на пеньках-опорах. Емельяновы неспешно приблизились к примитивному шлагбауму, и из сторожки выскочили сразу трое бойцов. Чувствовалось, они спешили одеться подобающим образом: кольчуги висели криво, чуть ли не путаясь на поясах, мечи пристегнуть вояки не успели и держали их в руках, шлем был лишь на одном. Главное, что бросалось в глаза – ребята крепкие, наглые, чувствующие свою власть. Поняв, что успели, они подбоченились, сделали скучные лица, а шлемоносец презрительно сплюнул на обочину.

– Погранцы, – предположил Егор.

– Хорошо, что не гаишники, – добавил Иван.

Детина в шлеме вальяжно поднял руку:

– Тпру, не дома. Так, куда и откуда?

– Туда и оттуда, – ответил Старшой, придерживая жеребца.

Хлопцы растерянно переглянулись – невозможная, неслыханная дерзость!

– Кто вы такие? – спросил Иван, раз уж бойцы потеряли преимущество.

– Как кто? – Детина захлопал большими голубыми глазами. – Заступники рубежей тридевяцких. И судя по всему, вы, ребята, только что наказали себя на большую проездную виру, отягощенную оскорблением представителей власти.

– Сколько?

– Двадцать золотых, – подал голос один из молчавших пограничников.

– Чего?! – хором протянули Емельяновы.

– С каждого, – пробасил третий «заступничек». – Или коней отдавайте.

Старшой испытал превеликое изумление от нахальства молодых мздоимцев. А Егор уже сжал длань в кулак, но Иван придержал его руку и ненавязчиво поинтересовался у алчных часовых:

– А не много ли хотите?

– Много, много! – раздался писк позади Старшого.

Из седельной сумки выглядывала остренькая мордочка мыши Гамаюн. Емельянов-старший гневно уставился на грызуна. Мышь развела лапками, мол, я же обещала следовать за тобой и обязательно пригодиться.

– Провоз говорящего животного – еще пять золотых, – продолжал наглеть воин в шлеме. – И вообще, кто вы таковы будете? Странно одеты и смотрите сычами… Не разбойники ли?

«Вот оборотни в кольчугах!» – Иван скорчил зловещую мину и изрек, показывая на брата:

– Это Добрыня. Я – Злыня. Знаете, всегда так. Один богатырь добрый, другой злой.

– А он правда, того… ну, Добрыня? – Детина скосил глаза на угрюмого увальня-ефрейтора. Егор выпятил нижнюю губу и буравил погранцов тяжелым взором исподлобья.

– Несомненно, – кивнул Старшой.

– Почему же он молчит?

– Потому что добро – скромное.

Хотя три амбала и испытывали смутное беспокойство по поводу здоровяка на коне-тяжеловозе, не принимая в расчет красавца-Ивана, но жажда наживы взяла свое.

– Тогда скромненько открываем сумы, проходим досмотр, готовим плату за проезд по мосту, – хозяйским тоном распорядился шлемоносец.

– Все, вы меня обуяли! – Старшой решительно соскочил с жеребца.

Пограничники следили за тем, как Иван достал из кармана бумажку, потом подошел к бревну-шлагбауму и демонстративно сокрушил его легким ударом.

Пока бойцы таращились на испорченный шлагбаум, дембель вернулся в седло и сказал:

– Имейте в виду, я Злыня. Добрыня сильнее. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что добро всегда побеждает зло, идиоты.

Близнецы тронули бока верных жеребцов, умные животные пошли, раздвинув погранцов, и ступили на мост.

Парняга в шлеме спохватился:

– Эй, а ну стоять… оба… – Он скис, не чувствуя поддержки сослуживцев.

– Может, все-таки в дыню? – оживился Егор.

– Забей, – отмахнулся Иван.

После моста дорога убегала за степной горизонт.