У реки Смородины

Иван предпочел не выхватывать чудо-газету и пошел следом за Егором. Тот уклонился от первого укола стражника, перехватил руку с клинком, вывернул, завладевая мечом и сбрасывая нападающего через дубовые перила.

Отмахнувшись новообретенным оружием от следующего удара, ефрейтор перерубил меч противника. Стража попятилась, отступили и князь с послом.

– Бросай мечи, а то в капусту порублю! – проорал Егор, втыкая меч в нижнюю ступень. – Давай на кулаках!

– Лучников, лучников! – науськивал де Монокль.

– Вяжи его, соколики! – велел Хоробрий.

Рукопашная выдалась на славу. Иван долго не вступал в драку, но потом пришлось. Летали кулаки, сыпались зубы из ртов и звезды из глаз. Емельянов-младший оставался неуязвимым, а Старшой поймал пару ударов своим красивым лицом. Все, что приходилось в корпус и по рукам, братьев не беспокоило – спасала чудодейственная солдатская форма. А вот охранников кольчужки не сильно обороняли.

В разгар потехи открылась дверь кареты, и вышел старичок, подслеповато щурясь на месиво, из которого то и дело вываливались оглоушенные стражники. Егор как раз почувствовал уважение к противникам, потому что ребята попались сплошь сноровистые и успевали хоть как-то смягчить его удары. Ефрейтор не усердствовал, ведь не с супостатами же бились, поэтому схватка грозила затянуться.

Старичок потряс длинной тонкой бороденкой, отряхнул латанное-перелатанное рубище и взмахнул жилистой рукой в сторону дерущихся. Толпа мгновенно полегла, сраженная чарами сна. На ногах остался лишь здоровяк Егор.

Пожилой колдун цокнул языком и махнул повторно. Теперь рухнул и ефрейтор. Старик, кряхтя, залез назад в карету.

Князь и посол, которых заклятие задело лишь вскользь, потрясли головами, принялись зевать.

– Силен Карачун, – уважительно протянул Хоробрий и обернулся к стражникам, оставшимся на посту у ворот. – Ну-ка, вяжите этих лиходеев, да покрепче. Тот, что покрупнее, не ровен час и путы разорвет.

Шевалье Пьер таращился то на кучу спящих бойцов, то на карету. Наконец де Монокль выдавил:

– Необычайно сильный волхв тебе служит, князь. На зависть соседу, на погибель противнику.

– Да, посол, истинно так, – самодовольно сказал Хоробрий. – Это вещий старец Карачун. Величайший и древнейший волшебник, богам равный. Я тебе открою главную тайну: он медленно и неотвратимо наступает. Когда колдун умрет, то он же придет всем сразу.

– Не понимаю, – пожаловался шевалье.

– Где уж тебе, чурке басурманской… Я и сам того, не очень разумею… Зато его ни убить, ни изничтожить. Вот такие у меня подданные.

– Колоссаль!

– Не то слово. Так своему королю и отпиши. Дружить будем, опытом обмениваться. Города-побратимы учредим да деревни-посестримы. – Князь хлопнул посла по спине.

Пьер дипломатично, пардон, саквояжно улыбнулся. Тридевяцкий повелитель двинулся в дом, подгоняя хозяина гостиницы:

– Давай, поросенок нерасторопный, накрывай трапезу! Будем гостя парижуйского потчевать да медком веселым спаивать!

Пока спеленатые братья Емельяновы спали в конюшне (тюрьмы при постоялом дворе, естественно, не числилось), Хоробрий и де Монокль пировали. Глубокой ночью, когда медовуха уравняла их окончательно, они сидели, обнявшись, да горланили песни, а посол задавал всякие каверзные вопросы.

– Ехал в дождь по Эрэфии и проклял всех дорожных богов. Что же у вас такие дороги грязные? – допытывался шевалье.

– Эх, Пьер… Хотя, какой ты, к свиньям собачьим, Пьер? Петруха! – в сотый раз говорил и обнимал его князь. – Грязно тебе, видишь ли. Есть у нас такой обычай: посидеть на дорожку. Понял?

Парижуец брезгливо морщился и прикладывался к кружке.

– Ты меня разочаровываешь, мой ученик, – пророкотал Злебог, и лицо Перехлюзда стало темнее мрака, царившего в черной-черной комнате. – Знай же, чтобы победить выходцев иного мира, нужно прибегнуть к помощи оружия, сделанного из предметов их мира. Гадалка. Скипидарья. У нее есть предмет. Найди его. Примени магию. Придумай устройство и победи наших врагов! Действуй!

Колдун проснулся в холодном поту, быстро собрался и покинул постоялый двор. Получалось, надо возвращаться в Тянитолкаев.

Луна освещала дорогу, на темных травинках серебрилась замерзшая роса. Из ноздрей черного жеребца вырывались тугие струи пара. Некоторое время Перехлюзд ехал в полном одиночестве, но потом впереди показалась темная фигура человека, сидевшего на путеводном камне.

Черный волшебник не ждал от незнакомцев ничего хорошего и приготовился к схватке.

– Во имя Злебога, остановись, брат, – прозвучал высокий голос.

Перехлюзд растерялся, решил подождать продолжения.

– Повелитель хочет, чтобы я доставила тебя в Тянитолкаев.

«Баба, – сделал запоздалое открытие колдун. – И коль уж ведает, куда направляюсь, знать, не подослана. Соратница, ну ее в тын».

– В ступе полетим? – поинтересовался он, подходя ближе к незнакомке.

– Нет, – усмехнулась она.

Перед ней был расстелен ковер, почти незаметный в темноте.

– Что это, ковер-самолет?

– Снова мимо. Это ковер-самобранец, ордынцы его называют достарханом, – ответила соратница, бросая на мягкий ворс белый сверток. – А здесь – скатерть-самолетка.