У рифов Армагеддона

Вот почему разведывательный скиммер парил над Королевским дворцом, несмотря на раскаты грома и молнии. И это также было причиной того, почему оружие скиммера находилось в полностью рабочем режиме под контролем Сыча.

— Ваше Величество, — спокойно произнёс лейтенант Хантир, — граф Серой Гавани и лейтенант Атравес.

— Спасибо, лейтенант. — Голос Хааральда был резким, машинально-вежливым, но он даже не взглянул на гвардейца. — Оставьте нас, пожалуйста. И проследите за тем, чтобы нас не беспокоили.

— Как прикажете, Ваше Величество, — пробормотал Хантир.

Он вышел, и массивная дверь в зал совета тихо закрылась за ним. Защёлка замка громко щёлкнула в тишине, а затем, словно по команде, ещё один оглушающий раскат грома сотряс дворец.

— Итак, — сказал Хааральд после долгого, безмолвного мгновения. — Я говорил с Бинжамином, говорил с лейтенантом Хантиром, и с самым старшим из гвардейцев Кельвина, которого мы смогли найти. Теперь я хочу знать, что, во имя Шань-вэй, произошло.

Его голос был твёрд, холоднее, чем Мерлин когда-либо слышал, лично или через одного из своих СНАРКов, а его глаза были кусочками коричневого льда.

— Ваше Величество. — Серая Гавань упал на одно колено и склонил голову перед своим монархом. Мерлин увидел, что глаза Кайлеба расширились, но выражение лица Хааральда даже не дрогнуло.

— Что бы ни случилось, это моя вина, — сказал первый советник, голос его был низким и печальным, но твёрдым.

— Кто виноват, буду решать я, — сказал ему Хааральд, — не ты.

— Ваше Величество… — начал Волна Грома, но Хааральд резко поднял руку.

— Нет, Бинжамин, — сказал он холодно. — Ты знаешь, сейчас я не очень доволен тобой. Но я хочу услышать, что Рейжис и сейджин Мерлин могут сказать за себя, без каких-либо оправданий с твоей стороны.

Волна Грома вернулся в своё кресло, закрыв рот и выглядя несчастным, а глаза короля продолжили сверлить Серую Гавань стоящего на колене.

— Почему ты говоришь, что это была твоя вина? — требовательно спросил он.

— Потому что именно моя глупость создала ситуацию, из-за которой сейджин Мерлин был вынужден спасать меня, — неуверенно сказал Серая Гавань. — Сейджин предупредил Бинжамина и меня, что Кельвин был предателем. Но я отказался поверить в это. На самом деле, я зашёл так далеко, что верил — и настаивал — что Мерлин лгал ради собственных целей. Даже когда Бинжамин пришёл ко мне и рассказал, что обнаружил сэр Рижард, я не хотел верить. И, поскольку я это сделал — я нарушил свою клятву в качестве Первого Советника. Вместо того, чтобы хранить тайну информации, которую Бинжамин доверил мне, я отправился к Кельвину, чтобы сказать ему, что он находится под подозрением. Что он должен порвать с людьми, которых мы знали, как агентов Изумруда. Что он должен был прийти к вам, Ваше Величество… и рассказать вам всё, доказать, что обвинения сейджина Мерлина были ложью. Но… — Наконец он поднял голову, его лицо скривилось от боли, а глаза блестели от невыплаканных слёз. — …они не были ложью.

Зала стала неподвижной, застывшей картиной, когда коленопреклонённый тесть встретил глаза кузена. Тишина растянулась на несколько секунд, почти на целую минуту, и уже отдалившийся гром тихо ворчал на заднем плане. Затем, наконец, ноздри Хааральда расширились, когда он глубоко вдохнул.

— Откуда ты знаешь, что они не были? — спросил он очень, очень мягко.

— Потому что Кельвин признался мне в этом, Ваше Величество. — Голос Серой Гавани, наконец, дрогнул, ослабленный вспомнившимся горем.

— Он признался в этом? — повторил Хааральд так, как будто теперь он просто не мог поверить собственным ушам.

— Ваше Величество, он признался, что попытка убийства Кайлеба изначально была его идеей, а не Нармана. Он сказал мне, что он должен был быть королём, а не вы. И поскольку я раскрыл, что он был под подозрением, он планировал убить вас и Кайлеба этой ночью вместо того, чтобы оказаться перед позором и бесчестьем совершённого им преступления. Он действительно верил, что может забрать трон себе, если только Вы, Кайлеб, и Бинжамин с его старшими следователями будете мертвы, и он пригласил меня присоединиться к нему в его предательстве.

— Я не верю в это, — категорично сказал Хааральд, но Мерлин услышал крошечный трепет в глубине этого жёсткого голоса.

— Ваше Величество, я говорю о своём зяте, — сказал Серая Гавань, его собственный голос и глаза были отчаявшимися. — Муже моей дочери, отце моих внуков. Я любил его, как если бы он был моим собственным сыном. Я любил его так сильно, что нарушил клятву, данную вам, чтобы предупредить его, что он под подозрением. Вы думаете я стал бы лгать о чём-то подобном этому? О чём-то, что причинит такую ужасную боль Женифир? Вы думаете, я убил бы отца своих внуков, если бы у меня был хоть какой-нибудь выбор?

Хааральд уставился на него, и выражение лица короля начало меняться. Его челюстные мышцы сжались в твёрдые желваки, а затем расслабились, щёки его поникли, и он, наконец, закрыл глаза. Единственная слеза скатилась по его правой щеке, и твёрдые, напряжённые плечи расслабились.