У рифов Армагеддона

«Это не может быть правдой», — подумал он. — «Не может быть. Должно быть какое-то другое объяснение, какой-то другой ответ, который смогут придумать Моревладелец и Бинжамин».

Но он уже не был так уверен в себе, как раньше, и эта потерянная уверенность причиняла страдания. Эта боль была намного хуже, чем он думал, возможно, от того, что он был уверен, что этого никогда не случится.

Он снова открыл глаза, уставившись в окно, ожидая первого грохочущего водопада надвигающейся бури.

Он был готов отвергнуть любую вероятность вины своего зятя. Не только потому, что Кельвин был кузеном короля, следующим в очереди на трон после детей Хааральда и назначенным регентом для его несовершеннолетних детей, случись что-нибудь с Хааральдом и Кайлебом. Не просто потому, что Кельвин был важен для королевства. И не просто из-за бесспорной дополнительной власти и влияния, которые брак его дочери с герцогом добавил к собственному влиянию Серой Гавани, или потому, что Кельвин всегда был его верным союзником в Тайном Совете и в Парламенте.

Нет. Он был готов отбросить эту вероятность потому, что Кельвин всегда был добрым и любящим мужем для его дочери Женифир и до безумия любящим отцом двум своим детям. Потому что он занял место Чарльза, давно умершего сына Серой Гавани.

Потому, что граф Серой Гавани любил своего зятя.

Но, мрачно признался он сам себе, если бы это был кто-то ещё, он нашёл бы, что подозрения Волны Грома… убедительные.

«Не убедительные!» — сказал он сам себе, собравшись с духом. Но потом его плечи снова поникли. — «Нет, не убедительные, но наводящие на размышления, что их нужно расследовать. Достаточно внушительные, чтобы повлиять на то, что Хааральд чувствует к нему, в какой степени Хааральд может ему доверять. Будь проклят этот так называемый сейджин!»

Он мог бы всё это отбросить без всякого сомнения, если бы не гибель следователей Моревладельца в Хейрете… и связи Кельвина на предприятиях с известными торговыми интересами Изумруда. Как и многие аристократы, Кельвин иногда находил, что расходы, связанные с поддержанием образа, ожидаемого от человека его звания, тяжелы, а его собственный вкус к дорогим охотничьим собакам, вивернам и ящерицам, а также к случайным рискованным высоким ставкам, предъявлял ещё большие требования к его кошельку. Он был далеко не бедным человеком, но, тем не менее, в зависимости от обстоятельств, финансовое напряжение было неоспоримо, и, хотя едва ли это было общеизвестно, Серая Гавань знал об этом на протяжении многих лет. Но почему-то, когда со средствами, казалось, становилось немного туго, то или иное из его торговых предприятий всегда преуспевало. Просто некоторые из слишком большого их числа, как теперь знал граф, заключили партнёрские отношения с людьми, чья абсолютная преданность была, мягко выражаясь, подозрительной.

«Но нет никаких доказательств того, что Кельвин знает, что он имеет дело с такими людьми», — подумал Серая Гавань. — «Его обязанности в основном военные, и он не так глубоко вовлечён, как Бинжамин и я, в повседневные попытки вычисления агентов Нармана. Его никогда не информировали так досконально, как меня. Насколько я знаю, у него никогда не было никаких причин подвергать сомнению лояльность его партнёров… или удивляться, если некоторые из них использовали его без его ведома».

Граф погрузился в бокал с виски в то время, как снова загремел гром. Голубовато-белое мерцание молнии вспыхнуло ещё раз, прочерчивая свою слепящую ярость сквозь пурпурные небеса, и он услышал, как первые редкие капли дождя упали на шиферную крышу особняка.

«Действительно ли возможно, что Кельвин — его зять, кузен короля — был предателем? Мог ли он обманывать всех, да ещё так долго? Или всё это было ошибкой? Только вопросом косвенных доказательств, которые в конечном счёте ничего не значили? Одна видимость, использованная для чего-то похожего на обвинения «сейджина Мерлина»?»

Граф осушил свой бокал и наполнил его снова. Он знал, что не должен этого делать. Знал, что он уже выпил достаточно, чтобы это навредило его рассудительности. Но это помогало справиться с болью.

Он опять задумался над предложением Волны Грома, и его челюсти сжались. Самым весомым доказательством против Кельвина — если можно так выразиться — было убийство следователей Моревладельца в Хейрете. Следователей, чьи личности знал только он. Поэтому Моревладелец предложил рассказать ему о личности другого из его следователей, вместе с информацией, что человек, о котором шла речь, наступал на пятки высокопоставленному агенту Изумруда. Из предоставленного Моревладельцем описания предполагаемого агента, Кельвину должно было быть очевидно (предполагая, его фактическую виновность), что агент был одним из деловых партнёров Кельвина.

«И, если он виноват», — мрачно подумал Серая Гавань, — «нового следователя Моревладельца постигнет та же участь, что и его предшественников. Или это то, что произошло бы без дюжины дополнительных людей, о которых Кельвин не узнает».