У Ромео нет сердца

— А вы — девочка боевая, — говорит он, вбивая гвоздь каждым словом. — Ничего смешного нет. Арсений Павлович до всей этой трагедии мне звонил и очень рекомендовал вас. Я ему доверяю. Но, увы, в то время я не записал ваш номер. Сейчас, когда вы, так сказать, нашлись, предлагаю встретиться. Завтра в два часа буду вас ждать. Адрес тот же.

* * *

И вот новый день, вновь бесконечный коридор с бурлящей толпой чем-то занятых парней и девчонок. Вновь шум, гам, растерянность и двери, двери, двери. Я утопаю в этом море людей, творящих чужие мечты. И уже боюсь себя здесь потерять…

Режиссер похож на карлика с добрым лицом. Всем своим видом он демонстрирует, как важен и разъярен, однако на самом деле выглядит удрученным и даже печальным. Есть в нем что-то притягательное, быть может — бездонная грусть в глазах или едва заметная улыбка, которая читается в уголках его пухлого рта. Человеку с таким лицом можно верить. Короткие всклокоченные волосы, обрамляющие круглую лысину, добавляют этому образу немного комизма.

«До сих пор во всей этой истории с кино от меня ничего не зависело, почему сейчас я должна испытывать страх и лезть из кожи вон?» — думаю я. И это меня успокаивает. Цинизм — мой друг, он часто поддерживает меня. Хорошо, что я не имею ни малейшего представления о том, как нужно себя вести и чего от меня ждут, — иначе исчезла бы, не успев войти в эту неведомую мне жизнь.

Что могут обещать мне времена,
Когда врагом я так увлечена?[1]

Я произношу эту фразу сначала тихо, чтобы прислушаться к собственным интонациям, потом — в полный голос. На мгновение ловлю себя на том, что, в сущности, мне все равно, как меня оценят, пусть даже обсмеют. Обвожу помещение взглядом, внимательно всматриваясь в окружающих. Они просто люди, обычные люди… такие же, как мама, Димка и я…

Я воплощенье ненавистной силы
Некстати по незнанью полюбила!

Стоп, я же говорю им о себе. Эти строки — о моей жизни! Да, я его не знаю — совсем не знаю. «Незнаемый — предстал он предо мною…» Кажется, я перестаю ощущать грань между мыслями и реальностью, чувствую себя наивной, глупой и бездарной, но из последних сил продолжаю выговаривать слова.

Чудовищную страсть во мне судьба родила,
Смертельного врага я полюбила.

Продолжать дальше не могу: делаю паузу, вчитываясь в следующие строчки, и вдруг чувствую, что еще мгновение — и уже не смогу сдержать слез…

— Достаточно! — командует режиссер и наклоняется к той самой тетке, которая в прошлый раз напомнила мне бабу-ягу.

Я продолжаю стоять, словно голая. Вокруг меня снуют люди. А те двое — в данный момент они мои боги — все продолжают что-то обсуждать. Наконец, режиссер смотрит в мою сторону, машет кому-то, и передо мной тут же предстает шустрая девушка.

— Пойдемте, — говорит она, показывая мне на дверь.

— Это все?

— Да, если вы нам подходите, мы вам позвоним, — говорит она голосом тетеньки, объявляющей на вокзале прибытие поездов.

Выхожу на автопилоте. Против моей воли в голове роятся мысли о том, что какие подарки ни преподносила бы мне судьба, нужно угомониться и сидеть тихо дома, а не выставлять себя прилюдно дурочкой. Уставшая от волнения, я чувствую, что презираю себя, все мои переживания смешны… и нужно как можно скорей добраться до дома…

* * *

Я заметила Кирилла давно, когда только вошла в здание, — сейчас он поджидает меня у входа. Нет, я не могу разговаривать с ним, я должна во что бы то ни стало уклониться от встречи. Мое раздражение беспричинно, но я не в силах его побороть… Не хочу видеть Кирилла, мне не о чем с ним говорить. Как в плохой кинокомедии, протискиваюсь к гардеробу так, чтобы Кирилл меня не заметил, хватаю куртку и выбегаю, надевая ее на лету.

— Ох, Юлька, ты — класс!

Он догоняет меня уже на перекрестке. Черт, зачем ты увязался за мной! Я не отвечаю ему потому, что слишком хорошо воспитана, чтобы высказать свои мысли вслух. Лишь улыбаюсь в ответ.

— Ну, как? — спрашивает он.

— Да кто его знает… сказали, что позвонят, если что… но что-то я сильно сомневаюсь, что это «если что» наступит…

— Думаешь? А я слышал, ты им понравилась.

— Да? Странно… ты тут за главного, что ли, и перед тобой все отчитываются? — я подмигиваю.

— Ну, типа того… я роль Тибальта буду играть, — гордо говорит он и демонстративно выпячивает грудь.

— О как! Здорово!

— Здорово-то здорово, но, увы, я не Ромео…

— Это ты так кокетничаешь? — спрашиваю я.

Но Кирилл не успевает ответить, из-за угла выходит Марк. Как всегда… гордый, спокойный и безупречный.

— О! А вот и Ромео…

— Привет! — взмах рукой, белозубая улыбка. Марк идет, словно герой музыкального клипа. Спешащий город вокруг, и в центре он — целеустремленный, сильный, мужественный герой. От него некуда сбежать, негде скрыться.

— А я как раз твою будущую Джульетту утешал, — начинает Кирилл. — Говорю ей, что все будет нормально. Не верит!

— Понятно, а почему расстроилась? — Марк обращается ко мне.