У рыбацкого костра

Но через десяток дней все повернулось к худшему. Другие люди, возбужденные, крикливые, с новыми страшными машинами, рассыпались по окрестным зарослям, вырыли огромные ямы и свалили старые полуразрушенные стены, где было так хорошо гнездиться, жить, играть или прятаться…

Лесные жители держали совет и решили спрятаться недалеко, чтобы безопасно наблюдать дальнейшие события.

Вскоре поднялись гладкие строения, увенчанные чем-то вроде гигантского удилища, сделанного, как это ни казалось невероятным, кусок за куском из кубических красных камней! Оно было таким широким у основания, что шесть взрослых ужей, сцепившихся друг с другом, едва ли могли бы его охватить!

Никто никогда не видел ничего подобного. Все очень жалели рыб. Затем в одно утро, которого никакому из окрестных животных не суждено забыть, это ужасное удилище… принялось извергать из своего конца, обращенного к небу, потоки смердящего черного дыма!

Те, кто говорил об удилище, очевидно, ошиблись.

Три зяблика, пролетавшие здесь как раз в то время, когда началось это явление, долго боялись ослепнуть: так заболели у них глаза.

Страшный рев разорвал затем воздух долины; все, что носило шерсть или перья, задрожало в норках, под камнями, в густой траве и на листве деревьев.

Вереница мужчин и женщин показалась наверху и спустилась по дороге, которая еще недавно была только тропинкой для коз.

Вся эта толпа вошла в ограду, окружавшую белые строения с крышами из красной черепицы, странно неровными, как морские волны, или, скорей, как если бы каждая крыша была слеплена из десяти обыкновенных крыш! Эти мужчины и женщины не казались испуганными. Некоторые даже пели.

Водяная крыса, которая увлеклась погоней за увертливой добычей, спряталась за камнем, когда проходил мимо весь этот народ. Она слышала ясно, как один юноша сказал женщине: «Они не опаздывают ради первого дня: сирена гудела ровно в восемь часов без десяти!»

Эти таинственные слова были переданы животным, которые не нашли в них никакого смысла. В неопределенности и под влиянием страха, который внушало им будущее, животные приняли важное решение: покинуть эти места и уйти вверх или вниз по реке.

Фабрика родилась.

Только рыбы не разделяли до сих пор беспокойства животных… Очень скоро им пришлось на печальном опыте узнать опасность нового соседства. На этой фабрике работали с красителями. Директор, человек рассудительный и оберегавший капитал хозяев, сказал себе: «Река даст мне часть энергии, в которой я нуждаюсь… Она заменит очистительные устройства!»

С тех пор воды красивой маленькой реки текут то красные, то желтые, и никогда больше она не отразит изумруд кустов и деревьев и золото заходящего солнца. Кончилась ее былая хрустальная прелесть; это теперь только грязная жидкость, клейкая, тошнотворная, которая тащится вдоль мрачных берегов.

А маленькие речные обитатели умерли или убежали. Умерли пузатые лини, зеленые, как бутылки бургундского! Умерли жирные золотистые карпы!… Умерли жадные щуки, которые любили спать неподвижно, как бревна, и креветки, питавшие рыб, и раки, и даже самые мельчайшие существа!

Река отравлена. Директор фабрики - осквернитель.

‹№ 10. 1958)

Перевод с французского Т. Вишневской под редакцией Ал. Волкова

Джованни Джерманетто

Дедушка и монах

Мой дедушка, скончавшийся девяноста двух лет от роду, был заядлым рыболовом, поклонником Гарибальди, страстным противником религии и не менее страстным… артиллеристом. Он гордился тем, что во время оно, будучи потомственным батраком, дослужился до чина сержанта артиллерии. Поэтому ежедневно после завтрака он не упускал случая преподать своим внучатам уроки по «тактике» артиллерии. Ломти хлеба, солонка, бутылка из-под. вина и кружки успешно выполняли роль орудий, а тарелки и миски должны были изображать крепость. Конечно, ложки, вилки и ножи тоже находили себе место на нашем «поле битвы».

Дедушка изо всех сил стремился привить нам свою простодушную любовь к «царице боя», но несколько лет спустя, убедившись, что артиллериста из меня не выйдет (я стал принимать активное участие в рабочем движении и вступил в организацию социалистической молодежи в 1903 году), дедушка, старый гарибальдиец, хотя и огорчился, но в душе все же был доволен избранным мной жизненным путем.

Однако самой большой страстью дедушки была рыбная ловля. И уж тут он никогда не терял надежды сделать из меня «заправского рыболова»…

Постоянным спутником рыбацких походов дедушки был такой же, как он, страстный рыбак старый монах отец Лоренцо. И хотя дедушка мой был ярым антиклерикалом, он долгие годы дружил с отцом Лоренцо.

- Или отец Лоренца помирит меня с церковью, или я поссорю его с господом богом, - часто шутил дедушка. - Впрочем, мы с ним раз и навсегда договорились разговаривать только о рыбной ловле. А в ней отец Лоренцо большой знаток…