У рыбацкого костра

Как только стало светать, он дотащился до ближайшего острова. На счастье, у него сохранились спички, предусмотрительно завернутые в резиновый чехольчик: он разложил костер и начал сушиться. Но он не довел этого дела до конца - мощный всплеск хищника под самым берегом заставил его схватиться за спиннинг, оставленный в лодке. Через пять минут он уже тащил первую щуку. Он отрывался от ловли только за тем, чтобы подкинуть в костер веток свежей хвои и вызвать к себе нас. Он говорил нам, и, конечно, мы понимали всем сердцем, что он забыл в это время все переживания тяжкой ночи и даже благодарил судьбу за неожиданный конец этих приключений.

Наша беседа происходила теперь в обстановке, никак не похожей на обстановку вчерашнего вечера. Мы расположились на прогретом солнцем сухом месте, около небольшой тощей сосенки. Тихо потрескивал костер, на закопченных ухватиках был подвешен неизменный спутник охотников - котелок; в коричневой бурлящей воде кружились распаренные хлопья чая. Постепенно блаженная полудремота охватила нас. Наступила реакция после бурных переживаний. Попив чаю, мы решили часика два поспать. Все равно успевали к поезду.

Нас разбудил незнакомый голос. Облитый солнцем, перед нами стоял пожилой коренастый мужчина в синей выгоревшей косоворотке и в высоких резиновых сапогах.

- Рыбачки, помогите бакен снять, одному несподручно! - попросил он. - Ишь, куда его пригнало!

Мы охотно пошли за ним и дружно подналегли на белый дощаник. Однако он не поддавался.

- Погодите, его что-то держит внизу, - определил «Двадцать два».

Мы наклонились и обнаружили, что бакен плотно сидит на черном камне, который, как щупальцами спрута, был прихотливо обвит кустом толстой проволоки, которой якорится этот волжский буй.

- Гляди, нарочно так не угадаешь! - подивился бакенщик.

Через минуту, поблагодарив нас, он уехал, увозя на своей

длинной лодке белую громаду бакена.

И тут нас осенило. Камень! Черный камень! Теперь он был отчетливо виден под водой. Мы повернулись и поглядели в сторону сосны, где только что отдыхали. Сосен было пять.

- Друзья! Мы на «Острове переживаний», - хрипло воскликнул «Двадцать два»…

На обратном пути злая судьба, видимо, забыла о «Двадцать два». Впрочем, нет, пожалуй, немного и вспомнила: при посадке в поезд он выронил очки, а в поезде потерял билет. Больших трудов стоило нам убедить контролера в отсутствии злонамеренности у нашего друга. Потом, уже в Москве, в трамвае, у него лопнула лямка рюкзака, и он чуть не переломил своим тяжелым мешком ногу случайного соседа. Наудачу тот оказался тоже рыболовом, и скандал был своевременно погашен. Но все это были мелочи: из неудач вчерашнего дня родилось счастье.

На другой день к вечеру «Двадцать два» пришел к нам в новых очках и принес план, забытый им дома. Этот план имел для нас уже только архивную ценность, мы и без него безошибочно нашли бы теперь дорогу к «Острову переживаний».

Затянувшуюся дружескую беседу прервал резкий звонок. Это явился «Неустойчивый». Позорно возвратился он домой, не разделив с нами горестей и радостей этого не совсем обычного путешествия. Когда же он узнал о результатах, то изменился в лице, нервно заходил по комнате и, наконец, подойдя вплотную к нашему герою, каким-то чужим голосом отрывисто спросил:

- Опять поедешь? Я с тобой! Возьми! Очень прошу!

- Но ведь со мной всегда случается чертовщина, - усмехаясь через новые очки, ответил «Двадцать два».

Увидев молящий взгляд приятеля, он не стал мучить его долгим раздумьем и просто сказал:

- Еду в субботу. Приходи к поезду.

(№ 3, 1953)

Остап Вишня

Карп

Чудесный смешанный лес. Огромные дубы, ясени, вязы и сосны. В безветренную погоду в лесу ни шороха: тихо-тихо, только изредка флейтой заиграет иволга, застучит дятел, защелкает щегленок… И снова тихо.

Среди леса ставок, приукрашенный с одного берега камышом…

И как-то так уж вышло, что с одного берега в ставок сосны заглядывают, а с другого, противоположного, - дубы… Левее за ставком - плотинка, а правее простерлись луга с зелеными кустами, с вербами, с густой травой.

В том ставке карпы живут. Здоровенные! Каждый карп словно корыто!

И как же хочется поймать такое «корыто»! Да еще после того, как вам скажут:

- Да вы что?! Да там как схватит, как дернет, как поведет, так и не думайте подсекать! Старайтесь, наоборот, чтобы сорвался. Потому что и крючка не будет, и лески не будет, и удилища не будет и сами вы, если за дуб не ухватитесь, - в ставке будете! Наши карпы такие. Они у нас особенной породы: не карпы, а жеребцы.

Вот и хочется поймать такого «жеребца».

А председателя того колхоза, которому принадлежит чудесный ставок, мы нашли возле комбайна в степи. Комбайн как раз домолачивал большое поле озимой пшеницы.

- Дозвольте, Иван Павлович, карпика у вас половить, - сказал я безнадежно, ибо знал, что обычно Иван Павлович никого и за километр к ставку не подпускает.

Председатель усмехнулся и сказал на сей раз:

- Ловите, хлопцы, ловите, вижу, что рыболовы вы бедовые.

Тут мы со всех ног - к ставку. Дозволил-таки председатель,