У самого синего моря. Итальянский дневник

Тут я наконец впервые на него как следует посмотрела. Никакой он был не старик. Грузин – да, без сомнения, и нос, и усы, и акцент, но лет ему было совсем не так уж много – сорок или сорок с небольшим. Просто он действительно никуда не спешил – вот почему я, не глядя, решила, что он старик. Кто же еще мог сидеть себе в своей сапожной будке советского образца, как в избушке на курьих ножках, и работать, как прошлом веке – не спеша и на совесть? Критика, из-за которого я так волновалась, я нашла флиртующим с моей очаровательной подружкой, которую я пригласила на тот же спектакль еще неделю назад и совершенно об этом забыла. Мое присутствие их даже несколько огорчило – для меня надо было придумывать причину их счастливого смеха. Излишне добавлять, что рецензия была не просто прекрасной, а феерической. Да, а каблук, приклеенный грузинским сапожником, крепко держался даже тогда, когда ботиночки совсем развалились от грязи, соли или чем там еще посыпают московские улицы.

Главный вопрос в этой истории только один: а действительно, почему же мы все время куда-то спешим? Жалко, что до ответа на этот вопрос я так и не додумалась. Может, для того, чтобы додуматься, нужно завести себе такую же будочку? Где-нибудь в Италии. Рядом с Миланским собором. Только, наверное, очень уж будут раздражать все эти люди, которые вечно куда-то бегут и готовы сделать все тяп-ляп – лишь бы побыстрее.

Artigiani Итальянские мастера-искусники – не путать с кустарями!

Артиджано (artigiano) буквально переводится на русский как «кустарь-ремесленник», но, как вы догадались, я сейчас опять буду придираться к переводу, данному в словаре. Слово «кустарный» неизбежно вызывает у меня целую ассоциативную цепочку, бегущую строку, вспыхивающую в мозгу, как неоновая реклама: посконный, домотканый, с суконным рылом, да в калашный ряд. И где-то там вдали маячит квасной патриотизм. Ужас. Но, возможно, мои ассоциации – не показатель. Проконсультируемся у великих лексикографов – что они там про кустарное думают? Оказывается, они еще хуже, чем я, думают, только, как водится, лучше объясняют – на то они и великие. Ушаков подчеркивает второе значение – примитивный, бессистемный, неискусный. Даль говорит, что это самый плохой и дешевый товар, с виду похожий на фабричный и потому сбивающий цену. А Ленин (в Большой советской энциклопедии) забивает гвоздь по самую шляпку: «Худший вид капиталистической эксплуатации».

В Италии всё не так. Начну с того, что местные кустари-артиджани – своего рода священная корова итальянской политики. Образование, здравоохранение, культуру какую-нибудь или уж совсем непонятную экологию уполовинить в финансировании – это в Италии можно запросто. А вот негоцианты и артиджани – это соль земли итальянской. Их не только никогда и ни при каких условиях не урезают в правах, но и каждый год придумывают для них какие-нибудь вспомоществовательные, поощрительные, развивательные и прочие благоволительные прожекты. И если в шесть часов вечера вы видите, как по узкой пешеходной улице исторического центра пробирается, расталкивая сплошную массу людей, маленький мусорный грузовичок, то знайте: он здесь ради того, чтобы облегчить жизнь негоциантам. Ежели он не протиснется мимо вас в это время, когда вы гуляете с детьми и покупаете себе булку или мороженое, то бедным магазинщикам придется самим донести картонные коробки до мусорки, а разве можно их так угнетать? Ах нет, у Ленина было сказано «эксплуатировать». Точно! Можно ли их так эксплуатировать? Или, например, разрешение на движение грузового транспорта в пешеходной зоне по утрам. На тех же узких средневековых улочках, мощенных крупной брусчаткой, как раз в то время, когда дети идут в школу, а взрослые – на работу, снуют грузовики, доставляющие товары в магазины. Сначала я по наивности спрашивала – наверное, потому, что еще свежи были воспоминания о разгрузке декораций в пять часов утра где-нибудь в Камергерском переулке, – а почему товары привозят так поздно? Не могут ли их привозить, скажем, до восьми? А потом, когда идет основной поток пешеходов, оставлять улицы свободными? «А как же тогда владельцы магазинов? – отвечали мне. – Ведь они открываются обычно только в десять. Не могут же они так рано вставать!» Бедные, бедные угнетенные торговцы и кустари-ремесленники! В десять они не спеша открываются, в 12:30 они идут обедать, к половине четвертого они возвращаются на рабочее место, а в полвосьмого закрывают свои лавочки. Да, и еще, кроме воскресенья, они отдыхают в понедельник утром – в компенсацию за тяжелую работу в полувыходной субботний день. (Кроме шуток: суббота – это не выходной день и не рабочий, а… суббота. На бюрократическом языке называется preferiale – предвыходной.)