Когда-то давно мы шутили с моей подружкой Маргошей, что все, почти все мужчины так или иначе застревают в своем эмоциональном развитии – кто в пятилетнем возрасте, а кто в восьмилетнем. И не дай бог только связаться с мужиком, застрявшем в пубертатном периоде. Шутили, конечно, шутили, и даже не на трезвую голову – нами был изобретен специальный коктейль, подвигающий на выдумывание самых невероятных гипотез. Но шутки шутками, а и правда я стала замечать, что чем больше осталось от вихрастого неугомонного мальчишки во взрослом дядьке, тем с ним веселее и интереснее. С девчонками сложнее, я же сама девочка. Модели легко придумывать для других, и чем меньше их знаешь, тем проще уложить все, что знаешь, в одну модель (вот почему я столько моделей для итальянцев выдумала и ни одной – для русских!). И все же гипотеза вечного детства в применении к итальянцам мне очень нравится. Она и вправду многое объясняет. И то, что итальянцы постоянно оглядываются на взрослых серьезных северных соседей, предпринимая отчаянные и безуспешные попытки обустроить свою жизнь как у больших. И ту легкость, с какой они эти попытки оставляют, как надоевшую игру. «Посмотрите, как в Германии и Швейцарии работают, посмотрите, как они живут, – передразнивает иногда Сандро журналистов. – Посмотрите лучше на их лица!» Очень я люблю своего старшего мальчика, когда он так решительно отказывается быть взрослым. Люблю и соглашаюсь: и что это, действительно, за жизнь с такими лицами? Точнее, какая же это должна быть жизнь, если от нее становятся такие лица? Мне, оказывается, жизнерадостные разгильдяи нравятся гораздо больше, чем благовоспитанные зануды.
В одном только мы с мужем не сходимся: Сандро очень жалеет, что дети так быстро растут, а я просто сплю и вижу, как бы наши дети поскорее выросли и начали вести себя как ответственные, взрослые и хорошо воспитанные люди – словом, чтобы не было так уж сразу заметно, что мои дети воспитываются в Италии. Ну или чтобы они хотя бы посередине улицы не застревали, со всем остальным я уже почти смирилась…
Поход в кино
Поскольку я теперь в состоянии воспринимать фильмы на итальянском языке, Сандро решил наконец-то возобновить свои традиционные походы в кино с друзьями. Вы только не подумайте, что я его в кино с друзьями не пускала, просто я даже не догадывалась, что мой муж привык смотреть почти все новые фильмы на большом экране. Когда я только к нему переехала, ему было не до новых фильмов – ему надо было меня напичкать всей итальянской классикой на языке оригинала. Но вот – ура! – весь Феллини уже выучен наизусть, и Саша решил, что пора меня приобщать к массовому искусству.
Итак, мы отправились в кино. Уже когда вышли и встретились, не меньше часа выбирали фильм. Это, насколько я поняла, такой национальный спорт – обсуждать фильмы до просмотра, а не после. Способ обсуждения был такой: Марко Джорчелли – один из лучших друзей Сандро и по совместительству молодой человек той самой Сильвии, к которой мы ездили на сбор винограда, расписывал прелести концептуального итальянского кино восьмидесятых годов (ну не люблю я 80-е, ну что делать!), Сильвия – новый фильм Альмодовара, Сандро не хотел Альмодовара (потому что там буличи – педики) и не хотел концептуальный фильм (потому что там кинотеатр неудобный), я хотела «Гарри Поттера», где можно на два часа гарантированно отключить мозги. Все это хорошо, но от описательной части надо было переходить к каким-то решениям. Тогда Марко, не глядя на Сильвию, стал бубнить, что он лучше пойдет, куда скажут, потому что ему еще с Сильвией жить да жить (что правда: пошел, куда сказали – впрочем, все фильмы, кроме концептуального, шли в одном и том же «Чинеплексе»), Сильвия слагала оды Альмодовару, а Сандро твердил, что жизнь и переживания буличей его не трогают – можно понять: он только что закончил огромную театральную работу с режиссером-геем, а я пела дифирамбы незамысловатым голливудским фильмам, довела бедного концептуального Марко (он у нас коммунист и высокий интеллектуал) до паранойи. Кончилось тем, что он сказал, что, может, я и права, но десять евро за бездумное развлечение «просто так» ему жалко, на чем и был уличен в буржуазном образе мыслей…
Мне нравится говорить «буржуазный», хотя это тоже неправильный перевод. Правильнее было бы сказать «мещанский». Это слово здесь очень в ходу, и это страшное слово – почти как в довоенном Советском Союзе. Творческие люди, люди, занятые умственной работой, преподаватели, ученые, врачи и инженеры, – словом, все те, кого по-русски мы называем интеллигенцией, традиционно относятся к левому лагерю. А средние и мелкие предприниматели обычно голосуют за правых. С крупными предпринимателями все не так просто.