Однажды, когда Петька, пару раз споткнувшись об вытянутые в проход ноги, вдохнув тяжелый запах перегара, совсем оробел от воплей и ржания за те десять минут, когда нас старательно не замечали, и только усилием воли удерживал навернувшиеся ему на глаза слезы, я не выдержала. Звонко хлопнув его по спине, я громко сказала по-русски: «Не робей, сынку, войну с немцами
Не исключаю, что у себя в неметчине немцы являют собой образец хорошего тона. Может быть, так разнузданно они ведут себя только на отдыхе. Или только в Южном Тироле, но в любом случае благодаря обилию плохо воспитанных немцев на этом райском горнолыжном курорте я вдруг впервые увидела итальянцев как рыцарей без страха и упрека, рядом с которыми не нужно прилагать никаких усилий, чтобы во всей полноте ощущать земную красоту.
Leggende metropolitane
Я так много размышляла о национальных стереотипах, что теперь даже посвящаю одну лекцию в году этой теме, и мои студенты неизменно удивляются самой идее «национального итальянского стереотипа». Для них совершенно очевидно, что у туринца и, например, сицилийца нет ничего общего… И паче того – что общего может быть у них, генуэзцев, с калабрийцами, или с пьемонтцами, или с неаполитанцами? А между тем я своими глазами видела, как в итальянском спектакле о путешествиях Марко Поло татар играли русоголовые кудрявые вьюноши с голубыми глазами, и не просто играли, а то и дело пускались вприсядку. Есть у Василия Аксенова очень милый рассказ об американце ирландского происхождения, который рассказывал, как ему во время войны жизнь спас то ли казах, то ли казак, то ли узбек, который, конечно, как и все русские, был татарином. Только вот, когда его самого назвали англичанином, вознегодовал: все, говорит, земляне похожи друг на друга, только мы, ирландцы, очень сильно отличаемся от этих англичан… потому что мы лучше.
Хорошо, что все свои теории про итальянцев я начала придумывать тогда, когда с Италией и ее обитателями была знакома без году неделю. Сейчас, перечитывая написанное, я понимаю, что ни слова из сказанного мною на основе наблюдений за генуэзцами не подходит, например, к жителям Милана. Милан – это нормальный, вполне космополитичный мегаполис, и я, кстати, в последнее время все чаще думаю, что работать мне надо в Милане. Но жить – жить, конечно, только в Генуе. Это значит, что и я заболела главной итальянской болезнью под названием «кампанилизм», любовь к своей колокольне-кампаниле, – то есть обычным местечковым патриотизмом. Я так и не научилась еще как следует различать акценты, но существенную разницу быта, образа мыслей, поведения и характеров в разных провинциях Италии я вижу теперь без труда. И особенно меня, как можно догадаться, занимает то, что говорят про генуэзцев, и то, что они сами про себя рассказывают. В сумме это называется здесь
Вообще я заметила, что со временем стала все меньше интересоваться фактами и источниками – ох, зря на меня тратили свой пыл преподаватели истории. Я перестала хватать буклеты в музеях, палаццо и монастырях, потому что всегда там найдется какая-нибудь заноза, какой-нибудь лишний факт, противоречащий не только тому, что мне старожилы об этом месте рассказывали, но самому духу этого места. До сих пор жалею, например, что зачем-то полезла за информацией о Паганини и местах его обитания в Генуе. Жил бы лучше в моем сознании Дом Паганини, и жил бы очень гармонично, а теперь все время у меня каким-то острым краем страшно неудобно в мозгу поворачивается информация о церкви, перестроенной под концертный зал. Такая красивая картинка была, пока я не обременила ее ненужными фактами: справа церковь Санта-Мария дель Кастелло, при ней – музей, при музее – бывший церковный дворик,