У себя дома

— Такое простое слово: партия, — сказал Волков.

— А на партийной работе вы можете и где-нибудь в другом месте работать, не обязательно здесь.

— Ты думаешь, — спросил Волков, — что где-то есть тихая и мирная партийная работа? Тогда да будет тебе известно, что такой работы не было и нет, а если существует, то это не партийная работа. Думаю, что и в будущем никогда такой не будет.

— Ясно, вы уже люди будущего, — усмехнулся Степка.

— Нет, — сказал Волков, — мы не люди будущего. В будущем такие, как мы, пожалуй, окажутся не нужны. Не сразу, конечно, не пугайся, нам с тобой хватит, мы заездим еще не один «Москвич». Но придет такое время, когда люди, случайно оглянувшись, скажут: «Да как же это было, что человек норовил не выйти на работу и, когда не выходил, ему выносили выговор! Разве ему было неинтересно?»

— А-а!.. — воскликнул Степка. — Вот то-то что вам интересно, оттого и день у вас ненормированный, и вы мечетесь как угорелый.

— Нет, — опять возразил Волков, — я бы с большим удовольствием копался в археологии, это моя любимая наука…

— Тогда совсем не понимаю, — сказал Степка. — Мне вот нравится в общем ездить, я езжу, а не понравилось бы — ушел.

— На более легкую или более трудную работу?

— Ну, допустим, на более легкую совестно как-то, — раздумывая, сказал Степка. — Люди, чего доброго, скажут…

— Ну, вот мы и договорились, — заключил Волков.

Машина въезжала в город.

Потянулись трамвайные пути, замелькали огни вывесок. Промелькнул магазин «Молоко», а через квартал — другой, и возле него стояла голубая автоцистерна.

— Это не наша ли? — спросил Волков, вглядываясь, но проехали так быстро, что не успели рассмотреть.

Как каждый трубочист оценивает город прежде всего с точки зрения труб, так и Галя с Волковым невольно замечали у парадных проволочные ящики с белыми бутылками, бидончики в руках старушек.

«Молоко, — думала Галя, — хорошая вещь, оно заслуживает доброго слова. Оно сопровождает человека всю его жизнь, как хлеб. Дети вырастают на нем, еще не умея жевать. Это самый питательный продукт на земле — в нем абсолютно все, что надо для жизни. Два с половиной миллиарда людей его пьют и потребляют его продукты, а это уже что-нибудь. Дай бог здоровья коровам и тем, кто работает возле них!»

2

Совещание доярок проходило в драматическом театре.

У входа бурлила толпа, вдоль тротуара выстроилась длинная шеренга машин. Все время прибывали автобусы; из них высаживались бабы в валенках, теплых платках, девки, старухи.

Оставив Степку при машине, Волков и Галя предъявили свои билеты и прошли внутрь.

Вдоль стен фойе, прямо под портретами артистов и макетами декораций, были расставлены доильные аппараты, жиромеры, молокомеры, сепараторы, висели ряды плакатов.

В боковом фойе играл духовой оркестр, но никто не танцевал, люди жались по стенам, стесняясь своих валенок. И Галя порадовалась, что захватила с собой туфли и смогла переобуться в гардеробе.

В фойе второго этажа были поставлены длинные столы, уставленные бутылками с пивом и закусками. Кроме того, в этом расширенном буфете кипели самовары, и официантки едва успевали наливать чай, открывать бутылки и рассчитываться.

Закуски так аппетитно стояли на столах, что невольно тянуло присесть. Опытные председатели колхозов подавали пример — накачивались пивом. В углу образовалась длинная очередь за апельсинами.

По радио объявляли: «Представители колхоза имени Революции, подойдите к столу регистрации», «На втором этаже открыта продажа промтоваров, просим посетить».

Волков повел Галю в зал. Здесь на каждом кресле лежали плакаты о передовых доярках с их портретами: «З. П. Шаповалова выполнила свое обязательство!», «Анна Калинина крепко держит слово!»

Устроившись поближе к сцене, Галя с Волковым развернули плакаты. Доярки были действительно не какие-нибудь: об одной сообщалось, что она «надоила в минувшем году по 5,5 тысячи килограммов молока от каждой закрепленной за ней фуражной коровы». Другая надоила почти шесть тысяч.

Галя поневоле волновалась. Сейчас ее работа выступала — при этом блеске ламп, музыке оркестра, при таком торжестве — в каком-то новом свете, о котором она мало задумывалась, когда билась с «тугосисей» Белоножкой, раздаивала Сливу и таскала опилки.

Волков мешал ей сосредоточиться, показывая знаменитых доярок и председателей колхозов, которые сидели в первом ряду, явно предупрежденные, что их попросят в президиум.

Прямо перед Галей сидели три женщины, и средняя, чем-то похожая на Софью Васильевну, натаскивала доярку постарше:

— Скажешь: «Мы берем обязательство надоить по три с половиной тысячи». Скажешь: «У нас хорошо трудятся Никитова, Павлова, Анохина». Скажешь…

— Ой, забуду! — трепетала доярка.

— Запоминай! Скажи: «Мы боремся за высокие надои».

— Мы боремся за высокие надои…

— Наш трудовой коллектив под руководством опытной заведующей Ольги Петровны Горчаковой…

— Наш трудовой коллектив… Ой, забуду!

— Под руководством…

— Под руководством… Пусть Нинка выступит!

— Нинка пуще забудет. Я тебе на бумажке напишу, ты только прочтешь. Ты уже в списке, должна выступать.