У Серебряного озера

— Тш-ш! — остановила их мама. — Вы разбудите Грейс. Очень хорошо, что у кассира хватило ума отдать им деньги. Живая собака лучше мертвого льва.

— Нет, мама! Ты не можешь так думать! — прошептала Лора.

— Я думаю, что нельзя играть с огнем. Спите, девочки, — сказала мама.

— Скажи, пожалуйста, папа, — шепотом проговорила Мэри, — как он мог им заплатить? Откуда взялись деньги, если он уже выплатил им всё, что у него было?

— В самом деле, откуда он их взял? — спросила мама.

— Из лавки. Лавка там большая, и рабочие успели потратить там почти все свое жалованье, — сказал папа. — А теперь, девочки, послушайтесь маму и ложитесь спать.

Пока мама не задула лампу, Мэри с Лорой тихонько шептались под одеялом. Мэри сказала, что хотела бы вернуться на Тенистый Ручей. Лора ничего на это не ответила. Ей нравилось, что вокруг их маленькой хижины простирается огромная дикая прерия. Сердце у нее билось сильно и громко, а в ушах снова звучал злобный рев толпы и холодный голос папы: «Не подходите слишком близко». Потом она вспомнила потных людей и потных лошадей, которые строили железную дорогу. Они двигались в тучах пыли ровно и слаженно, словно в такт неведомой музыке. Нет, ей никогда не захочется обратно на Тенистый Ручей.

Крылья над Серебряным озером

Похолодало, и в небе появилось множество больших птиц. Куда ни глянь — с востока на запад, с севера на юг, — везде, сколько видит глаз, в голубом небе, размахивая крыльями, носились птицы.

Вечером они спускались с неба, чтобы отдохнуть на водах Серебряного озера.

Там были большие серые гуси. Там были белоснежные казарки, которые казались полосками снега на кромке берега. Там были всевозможные утки — большие кряквы с переливчатыми лиловыми и зелеными крыльями, с черно-серыми спинками и красными головами; были чирки, попадались также цапли, пеликаны, журавли и много разных других — папа даже не знал, как они называются. Словно тысячи перчинок, воду густо усыпали маленькие черные нырки. Когда щелкал выстрел, они вниз головой бросались в воду, в один миг исчезали в глубине и могли очень долго там оставаться.

Птицы переговаривались на разные голоса, а потом устраивались на отдых. На долгом пути с севера на юг за ними все время гналась зима. Они знали об этом и потому вылетали пораньше, чтобы по дороге отдохнуть. Всю ночь они спали на воде, как на мягкой постели, а с рассветом взмывали в небо и на своих сильных крыльях плыли дальше на юг.

Однажды папа принес с охоты огромную белоснежную птицу.

— Мне очень жаль, Каролина, — огорченно сказал он. — Если б я знал, что это лебедь, я не стал бы в него стрелять. Я не знал, что лебеди летают.

— Теперь уж ничего не поделаешь, Чарльз, — сказала мама.

Все с сожалением рассматривали прекрасную, белую как снег птицу, которая никогда больше не будет летать.

— Пойдемте, — сказала мама. — Я ощиплю перья, а ты, Чарльз, сними кожу, и мы высушим ее вместе с лебединым пухом.

— Этот лебедь больше меня, — сказала Кэрри.

Когда папа измерил убитого лебедя, оказалось, что между концами его белых крыльев целых восемь футов[3].

В другой раз папа подстрелил пеликана и принес показать маме. Он открыл его длинный клюв, и из кожаного мешка под клювом вывалилась куча дохлой рыбы. Мама сразу прижала к носу фартук, Кэрри с Грейс тоже быстро заткнули себе носы.

Некоторые рыбы были еще свежие, а другие уже давным-давно издохли. Пеликаны для еды не годятся, а их перья так пахнут гнилой рыбой, что ими нельзя набивать подушки.

Папа подстреливал столько гусей и уток, сколько семья могла съесть, и лишь иногда убивал ястреба, потому что ястребы охотятся на других птиц. Каждый день мама и Лора ощипывали уток и гусей, которых папа приносил на обед.

— У нас наберется скоро достаточно перьев на вторую перину, — сказала как-то мама Лоре. — Вы с Мэри этой зимой тоже будете укрываться периной.

Все эти золотые осенние дни в небе было полно птичьих крыльев: и внизу, над голубой водой Серебряного озера, и высоко в голубом воздухе. Крылья уносили казарок, уток, гусей, пеликанов, журавлей, чирков, лебедей и чаек на зеленые поля далекого юга.

И улетающие птицы, и золотая осень, и утренние заморозки — всё это вызывало у Лоры желание куда-нибудь уехать. Она не знала куда, ей просто хотелось уехать.

— Поедем на Запад, — сказала она однажды вечером после ужина. — Почему мы не можем уехать вместе с дядей Генри?

Дядя Генри, Луиза и Чарли заработали достаточно денег, чтобы уехать на Запад. Но они собирались вернуться в Большие Леса, продать там свою ферму, а весной забрать тетю Полли и уже тогда всей семьей ехать на Запад, в Монтану.

— А мы почему не можем уехать? — спросила Лора. — Ты ведь заработал триста долларов, папа. И у нас есть лошади и фургон. Поедем на Запад!

— Что ты говоришь, Лора! Почему… — продолжать мама не могла.