У шоссейной дороги

Она стремительно взбежала на крыльцо и скрылась в сенях. Я долго стоял у калитки, хотя и понимал, что все кончено, что случилось непоправимое… Можно ли было избежать ссоры? Я сознавал, что дело не в случайной стычке. У нас расходятся взгляды на жизнь, она не верит в перспективность моей работы. Не хочет, чтобы я был пчеловодом. Это уже совсем плохо.

Очень скверно было на душе! А что я мог сделать в ту минуту? Тяжело, когда тебя не понимает самый близкий человек. Тяжело сознавать свою беспомощность. А, может быть, ненужность?

Когда я подумал о своей ненужности, кто-то словно встряхнул меня. Заговорило самолюбие: «Это я беспомощный? Нет, дудки! Зачем смеяться над собой, унижать себя? Чтобы теперь, когда я нашел свое место в жизни, меня вдруг перегнула и сломила какая-то сумасбродная девчонка, чтобы я отступил от задуманного? У меня, слава богу, есть характер. И я выдержу».

Я круто повернулся и решительно зашагал прочь.

И все же человек всегда живет надеждой. Такую надежду, величиной с искорку, я спрятал глубоко в душе.

…Назавтра Кузьма Власович встретил Марину в городе и, придя домой, в изумлении рассказывал:

— Понимаешь, Иван Петрович, около магазина откуда-то выскользнула Марина, встала передо мной, поглядела с усмешкой и спрашивает: «Говорят, вашего квартиранта пчелы заели? Это правда?» — «Чушь, отвечаю. Он еще в городе. Разве ты с ним не встречалась?» — «С какой стати? Если не пчелы, то тоска заест». Что это значит.

— Она пошутила, — сказал я и тяжело вздохнул. — Я не люблю тосковать.

— Стало быть, вы поссорились. Идем дрова пилить. Я наточил пилу. Когда работаешь, легче живется, — заключил Кузьма Власович.

14

Тоня в отпуск все-таки приехала на пасеку, как делала это прежде, до меня, и поселилась в домике. Мы с Кузьмой Власовичем соорудили из веток и травы шалаш под деревом. Из него видны ульи, домик и озеро.

Каждое утро Тоня в широкополой соломенной шляпе уходит в лес и на луга собирать травы для гербария. В руках у нее большая папка для растений и сачок для ловли бабочек. Через плечо висит фотоаппарат. Ее неизменно сопровождает Адам. Вечером она нашивает растения на белые твердые листы бумаги, а жучков и бабочек, усыпленных эфиром, прикалывает булавками ко дну картонных коробок.

Кузьма Власович часами просиживает на крыльце около Тони, любуясь ее коллекцией. Особенно ему нравятся жуки, поражает их окраска и форма. Кузьма Власович слышал, что насекомыми интересуются ученые люди. А Тоня в его глазах настоящая ученая женщина, выдающийся человек.

Сергей Дмитриевич, в его понятии, простой инженер, каких много. Поставить столбы и натянуть провода могут рядовые электрики, рассуждает он. А знать тайны живой природы не каждому дано. Тут нужен талант и ум.

— Антониде, понимаешь ли, в институте бы работать, — иногда говорит он мне.

Для него институт — это такой храм, где работают необыкновенно одаренные личности.

Старик оберегает свою сноху от всех забот.

Каждое утро мы купаемся с ней в озере, потом завтракаем, потом она идет к Адаму (он ждет ее у коряги), кормит его, ласкает и снимает ошейник. Адам прыгает и взвизгивает от радости.

— Сегодня во-он туда пойду, — показывает Тоня кивком головы на северо-восток. Она медлит, остановив на моем лице свои мягкие черные глаза.

Я молчу.

— Может быть, ты пойдешь сегодня со мной? — вдруг предлагает она. — Погода хорошая.

Я вопросительно смотрю на Кузьму Власовича, что он скажет. Тот поспешно соглашается.

— Иди. Я один справлюсь, дел нынче не больно-то…

И я, неожиданно для себя, как мальчишка радуюсь, словно в душе давно ждал этого предложения. Тоня мягко улыбается.

— Захвати с собой ружье, может, удастся подстрелить ястреба. Сделаю чучело для школы.

Я спешно забегаю в домик, беру ружье. Мы долго идем молча и это начинает тяготить меня. Зачем я иду?

— Ну, вот видишь, сегодня я выхлопотала для тебя выходной, — наконец заговаривает Тоня.

— Ты это хорошо придумала. Но что подумает твой муж, если узнает, что мы с тобой гуляем вдвоем?

Она смотрит на меня с лукавым укором.

— Смешной ты, право. Я не собираюсь из этого делать тайны. Сергей благоразумный человек.

Мы поворачиваем в прогалину, которая выводит нас на лесную поляну. Мне хотелось бы говорить, смеяться, петь. Ведь я на прогулке, иду бесцельно, куда глаза глядят. Я хочу отвлечься от повседневных дел, не думать о своих знакомых, не копаться в своей душе. На пасеке я не сижу ни одной минуты без работы. Сегодня разрешил себе выходной. Тоня любит шутку, остроумное слово, смех. Я тоже…

Но странное дело: здесь, с глазу на глаз с ней, я начинаю стесняться, теряю нить разговора, становлюсь неловким, даже скучным. Силюсь что-нибудь придумать. Ничего не получается. Разговариваю с Адамом, выдавливаю нелепые фразы. Глуп, как пробка. Просто ненавижу себя. Может, спросить о том, как она познакомилась с Сергеем? Нет, это уже слишком. Но молчать тоже нельзя.

— Тоня, расскажи о себе, кто твои родители. Я ведь о тебе ничего не знаю.