У смерти твой голос

Никогда больше не смогу считать себя хорошим человеком. Сейчас я своими руками обрекла на смерть пять человек – пусть через сто лет, пусть даже их деды еще не родились, но какая разница? Трудно быть человеком. Трудно принимать решения. Я покосилась на Чон Мина. Он сидел на блестящих от воды каменных плитах, уронив руки между коленей. Во двор нанесло песка, листьев, мелких камней. Наверное, очень много деревьев и цветов переломала буря, и они погибли, но пьянящий запах лета, которым они теперь наполняли воздух, все равно заставлял чувствовать себя почти счастливой. Смерть и жизнь взаимосвязаны, как инь и ян, это бесконечный круг, где все повторяется.

– Вода, – мягко сказала я, глядя на мрачного Гиля. – Соглашайся, а?

Он молчал, и тогда я сделала то, что делала моя мать в своих предсказаниях для клиентов, – обрисовала картину лучшего будущего:

– Ты вернешься всего через сто лет, снова ощутишь свою стихию как человек. А еще тебя, может быть, снова полюбит жертва. В этот раз приятно же было? Я помню, как ты говорил с ней у кулера. И на террасе бара. Ты не во всем прикидывался, тебе было хорошо. Пусть для тебя она всего лишь жертва в твою честь, но все равно любовь в мире людей – самая большая ценность. Если сейчас откажешься, никогда больше этого не испытаешь – больше нет психов, готовых заключать с вами договор. Хо Тэ Мин был всего один. И знаешь… Можешь сколько угодно заливать людей дождем, они все равно найдут способ усмирить твой гнев. Придумают новые умные машины, чтобы бороться с водой. Зачем нам воевать? Это наш общий мир. Всегда лучше договориться.

Вода тяжело вздохнул. Посмотрел на свои руки. Они немного дрожали – видимо, он тоже чувствовал, что недолго ему еще быть в человеческом обличье.

– Ладно, – неохотно сказал он, глядя в сторону.

Я торжествующе покосилась на Чон Мина. Он на меня не смотрел – сидел, опустив голову и упираясь ладонью в мокрые камни. Мне так захотелось увидеть его лицо, но я стояла неподвижно, чтобы остальные видели мою непоколебимую позу. Вытащила из кармана телефон. Двадцать три сорок.

– Встань, – негромко сказала я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Он мотнул головой, но сильнее уперся рукой в мостовую и нечеловеческим усилием поднялся на ноги. Я протянула ему руку, и Чон Мин понятливо пожал ее своей холодной ладонью.

– Согласен, – негромко сказал он, с трудом держа глаза открытыми. – Я отказываюсь от жертвы в свою… свою честь. И, как судья договора, подтверждаю, что… что мои братья получили жертвы в свою честь и не имеют оснований для гнева. Я отказался сам, считая это своим… своим правом. Обещаю не мстить. Договор на данное столетие я считаю исполненным.

– Я, как судья договора, подтверждаю, что жертвы выплачены всем стихиям, кроме Дерева. Дерево само отказалось принять жертву, – сказала я и едва удержалась, чтобы не погладить пальцем его руку. Это было бы слишком несерьезно для такого важного момента. – Договор на данное столетие я считаю исполненным.

Ощущение его руки было таким родным, и на секунду я запаниковала, что больше не почувствую такого, а потом вспомнила – ничего страшного не произойдет, он же не умирает. Просто настоящий Чон Мин освободится от того, кто забрал его лицо, его тело, его воспоминания.

Я выпустила его руку и оглядела остальных. Все они побледнели, время заканчивалось, и все же сейчас, глядя им в глаза без ненависти, я наконец почувствовала тех, кто смотрел на меня этими глазами. В их взглядах было что-то древнее, глубокое. Нечто подобное я всю жизнь пыталась разглядеть в бацзы: отблеск чего-то, что больше, чем жизнь отдельного человека. Законы, на которых строится мир. Мне довелось увидеть то, чего не видел никто из людей, – никто, кроме Хо Тэ Мина. Я прижала ладони к подолу ханбока и глубоко поклонилась им всем. Они медленно поклонились мне в ответ.

Мы помолчали.

– Что такое судьба? – спросила я у отца. Он до сих пор смотрел на меня как на дочь. – Вы все говорите про нее, но что это?

– Трудно объяснить. Каждый из нас – просто сила. Без направления. А судьба – это сила с направлением. Не такая, как мы. Я не знаю, как она выглядит, она просто есть. – Он тяжело вздохнул и улыбнулся мне: – Прощай, Юн Хи. В этот раз у нас нет времени вернуть тела в их жилища. Позаботься о них. Ты сама назначила себя судьей договора, значит, теперь ты отвечаешь за них.

– Я позабочусь, – пообещала я, стараясь не смотреть на Чон Мина, который опять опустился на камни.

Почему ему так плохо? Хуже, чем остальным. Глаза едва поблескивали, полуоткрытые, остекленевшие. Ресницы иногда вздрагивали, как будто он хотел их открыть, но сил не хватало. Тоска и жалость снова отозвались у меня в животе ноющей болью. В своем мокром ханбоке, облепившем тело, я опустилась на мостовую и взяла его руки в свои.

– Я рад, что… что вы встретитесь. – Чон Мин с усилием открыл глаза. – Он заслуживает… счастья.

Я не сразу поняла – он про настоящего Чон Мина. Вежливо было бы улыбнуться и промолчать, но мне вдруг захотелось поддеть его, как мы всегда делали, когда только познакомились.