У смерти женское лицо

Запах газа в квартире усиливался. «Пора», — решил майор Гаврилин и прошел на кухню. Здесь уже совершенно недвусмысленно резало глаза и начинала кружиться голова. Все пять конфорок тихо шипели, как ядовитые змеи, наполняя кухню невидимой глазу смертью. Он перекрыл их одну за другой, оставив только ту, на которой стояла джезва с кофе. Осторожно, стараясь не стукнуть, как будто от стука наполнявший квартиру газ мог сдетонировать, Гаврилин прикрыл духовку и торопливо окинул кухню прощальным взглядом, проверяя, все ли сделано так, как надо. Да, все было в порядке: дама решила выпить кофе перед уходом на работу, чиркнула спичкой, ну и...

Вот черт, спохватился Гаврилин, спички. Коробок, конечно, скорее всего, попросту сгорит, но что-то ведь может и остаться! Он взял со стола спички и аккуратно вложил коробок в негнущиеся пальцы жены. Вот теперь все было в ажуре.

Он покинул кухню, ступая с такой осторожностью, словно шел в подкованных сапогах по металлическому полу. В прихожей он обулся, отпер замок и только после этого воткнул в разъем телефонную вилку, все время ожидая, что телефон немедленно разразится у него под боком по-идиотски громкой, радостной трелью. Но телефон молчал, и, заперев за собой хорошо пригнанную двойную дверь, майор покинул свое жилище.

Он завел машину, все время рефлекторно косясь на окна своей квартиры, и отправился на службу. Настроение, и без того приподнятое, с каждой минутой становилось все лучше, и даже снова начавшийся дождь не мог его испортить. "Черт возьми, — подумал он, — надо бы сделать рожу посерьезнее, а то сияю, как надраенный, наверное... В нашей конторе не я один такой тонкий физиономист. Вот возьмет тот же Соболевский да и задумается: что это такое с майором Гаврилиным? Месяц назад лежал в больнице со сломанными ребрами, не успели с него гипс снять, как он с зубами расстался, и — хоть бы что, улыбается... С чего бы ему, спрашивается, веселиться? Странный он какой-то в последнее время... ну, и так далее. Вякнуть не успеешь, а от тебя уже осталось одно воспоминание. Вот интересно, станут они в случае чего честь мундира пятнать судебным разбирательством или просто шлепнут втихаря? Пожалуй, что и шлепнут, — решил он. — Мундиру и так в последнее время со всех сторон достается... Не так, конечно, как в начале девяностых, но все равно весьма изрядно. А закон — он ведь, что дышло, да и правосудие, говорят, слепо... В общем, непременно шлепнут, стоит только засветиться.

Ну, это уж черта с два, — сказал он себе, поднимаясь по широкой лестнице, у подножия которой сидел дежурный. — Мы еще повоюем. Засвечиваются идиоты, умные люди живут и здравствуют".

Он подождал еще примерно час, прежде чем привел в действие завершающую часть своего плана. Через час он заглянул к шефу, чтобы утрясти с ним какой-то ничего не значащий вопрос и, улыбаясь молоденькой секретарше в погонах прапорщика, попросил:

— Зинуля, лапуля, пока я буду на ковре, звякни, будь добра, моей жене и скажи, чтобы не ждала меня к обеду — я буду сильно занят.

— Чем же это вы будете так сильно заняты? — спросила Зинуля, берясь за телефонную трубку.

— Да ничем особенным, — признался майор Гаврилин. — Просто я намеревался пригласить тебя пообедать... Ну, ты понимаешь. Тет-а-тет, что в переводе с французского означает ты да я, да мы с тобой...

— Да ну вас, — отмахнулась Зинуля, смеясь. — Вы же старый, беззубый, а все туда же...

— Зубы преходящи и на мужские достоинства не влияют, — нисколько не обидевшись, парировал майор. — Так ты позвонишь?

— А почему бы вам самому не позвонить? — удивилась прапорщик Зинуля.

Гаврилин страдальчески сморщился и проникновенно посмотрел на нее.

— Ну, неужели непонятно? — спросил он. — Она же из меня всю душу вынет, а ты — человек посторонний, прапорщик ФСБ, секретарь-референт нашего любимого шефа, и вообще она твой голос знает... Позвони, а? А я тебе за это шоколадку...

— Фи, — надула губки Зинуля, — шоколадку... Вот если бы норковое манто...

— Это — к шефу, — с серьезным видом сказал Гаврилин. — А еще лучше — к кому-нибудь из наших клиентов.

— Скупердяй, — сказала Зинуля. — Ладно, идите, я позвоню.

Когда Гаврилин вышел из кабинета, она сочувственным тоном сообщила ему, что дома у него никто не берет трубку.

— Наверное, ушла, — вздохнул майор.

Она действительно ушла, и пока что только майор Гаврилин знал, куда именно.

Глава 17