У смерти женское лицо

И тогда из прохода, скрытого за неприметной дверью в стене справа от капитана, донесся приглушенный и хриплый, но несомненно женский крик. Колокольчиков передернул затвор пистолета и бросился в проход, но из-за двери на него вдруг кто-то прыгнул, норовя опять гвоздануть по затылку чем-то тяжелым и угловатым, — в бой вступил решивший реабилитироваться в глазах руководства Бабай, вооруженный увесистым самодельным кастетом со страшными треугольными шипами.

Колокольчикову было не до Бабая. Он увернулся от кастета, спокойно принял грудью прямой удар левой и ответил молниеносным хуком, от которого Бабай как-то сразу потерял охоту драться и мирно, хотя и несколько поспешно, улегся вздремнуть в углу.

Поодаль маячила открытая настежь дверь, из которой доносились знакомые неприятные звуки, — кого-то методично избивали ногами, и этот кто-то изредка вскрикивал женским — да какого черта! — Катиным голосом. Колокольчиков в три громадных прыжка домчался до двери, но избиение уже прекратилось, теперь там беседовали, и капитан усилием воли заставил себя остановиться и послушать. Руки у него мелко тряслись от ярости, так что, влети он в кабинет с ходу, ни о каких разговорах не могло бы быть и речи.

Вслушавшись в доносившиеся из кабинета речи, Колокольчиков от души поздравил себя с мудрым решением. Разговорчик там происходил даже не просто любопытный, а буквально сногсшибательный. Птицу, конечно, было жаль, но пока ее не били, так что упускать шанс получить ценную информацию из первых рук не стоило.

— Браво, Голова, — сказала Катя с каким-то кашляющим смешком, и Колокольчиков с болью подумал, что ей, должно быть, изрядно досталось.

— Как это ты догадалась? — после короткой паузы спросил одышливый мужской голос, не имевший ничего общего с голосом Щукина.

— Могла бы догадаться и раньше, — ответила Катя. — Слишком уж явно все указывало на Щукина — кабинет этот роскошный и то, как он разговаривал... Он всегда немного дергался, когда я называла его Головой, особенно при посторонних. Да одна эта история с его «Жигулями» чего стоит!

— Да, — сказал Голова, и Колокольчиков с трудом подавил дурацкое желание высунуться из-за двери и посмотреть, кто это говорит. — Насчет машины он сильно переживал... Трусоват был Ваня бедный, как сказано у классика. Коновалову надо было убрать — слишком много знала, слишком много стала себе позволять...

— Шантаж? — спросила Катя.

— Ну уж, шантаж, — почти добродушно возразил Голова. — Скорее уж мысли о шантаже.

— Ну и мразь же ты, — с чувством сказала Катя. Голос ее звучал уже почти нормально, и Колокольчиков испугался, что она может попытаться что-нибудь сотворить с этим типом, и тогда тот ее неминуемо пристрелит — он просто не мог оказаться безоружным.

— Точно, — с непонятным удовлетворением подтвердил Голова. — То есть ты даже не представляешь, какая я мразь. Вот только воровать у меня товар не следовало, если ты такая честная... Стучать не следовало и не следовало сдавать легавым Сундука. Что тебе, денег было мало?

— А ты, оказывается, еще и дурак, — спокойно заметила Катя. — Хотя, как я понимаю, теперь это уже не имеет никакого значения.

— Вот именно, — подтвердил Голова. — Давай считать вечер вопросов и ответов закрытым. Покурить напоследок не предлагаю — некогда. Ты уж извини.

— Дерьмо, — сказала Катя, и Колокольчиков услышал сухой щелчок взводимого курка.

Он шагнул из укрытия и, наведя пистолет в широкую, туго обтянутую джинсовой курткой спину похожего на колобка человека, целившегося в лежавшую на полу Катю из «браунинга» двадцать второго калибра, сухим официальным голосом произнес:

— Оружие на пол, руки за голову! Федеральная служба безопасности!

Колобок заметно вздрогнул. Пальцы его разжались, и «браунинг» со стуком упал на пол. Медленно, неохотно он начал поднимать руки. Колокольчиков шагнул в кабинет, горя не вполне осознанным желанием отоварить это животное старым добрым ментовским ударом по почкам. Один знакомый сержант, большой знаток и любитель этого дела, всерьез утверждал, что один удар по почкам по своему разрушительному воздействию эквивалентен бокалу пива, и сейчас Колокольчикову до смерти хотелось напоить этого типа до потери сознания. И он непременно сделал бы это, не окажись тип тертым калачом. Поспешность капитана обернулась против него, когда он, одной рукой держа пистолет, а другой выковыривая из заднего кармана наручники, получил внезапный и очень болезненный удар по запястью правой руки. Пистолет, словно только этого и ждал, как живой, выпрыгнул из ладони и ускакал под шкаф, а толстяк с неожиданным проворством развернулся и двинул Колокольчикова под ложечку с такой силой, что из того мгновенно вышибло дух.

— М-м-мать... — с натугой вытолкнул из себя Колокольчиков, складываясь пополам специально для того, чтобы Колобку было удобнее огреть его по шее сцепленными в замок руками.