У стен Ленинграда

Майор Чистяков стоял рядом с Кругловым и Васильевым. Я видел, что глаза комбата ни на секунду не отрывались от циферблата часов, которые он держал в левой руке. Он следил за минутной стрелкой, которая медленно передвигалась по циферблату от цифры шесть к цифре семь. В правой руке Чистяков держал заряженную ракетницу, и, как только минутная стрелка указала тридцать пять минут седьмого, в небо взлетели зеленые ракеты.

Это была первая наша атака, к которой мы тщательно подготовились. Командир роты Круппов распределил нас, снайперов, поровну в каждый взвод. Я в паре с Ульяновым шел в атаку во взводе Владимирова.

По мере приближения к траншее немцев наша артиллерия переносила огонь все глубже и глубже в расположение противника.

Старший лейтенант Круглов вел роту в атаку решительно, быстро, делая короткие перебежки.

Имея незначительные потери, мы подошли вплотную к насыпи железной дороги, за которой укрывались немцы.

По приказу командира взвода Ульянов и я сменили свою позицию и залегли в непосредственной близости от командира роты. Вскоре к Круглову подбежал командир первой роты лейтенант Воробьев и крикнул:

— Товарищ Круглов, враг разбит! Ты что лежишь? Жать надо! Ты понимаешь, один шаг, одна минута решают исход боя!

Круглов с удивлением посмотрел в глаза лейтенанту и спросил:

— Лезть на насыпь, без прикрытия артиллерии?

Воробьев что-то хотел возразить, но не успел: рядом с нами разорвалась вражеская мина, нас осыпало землей, пахнуло отвратительным запахом взрывчатки. Воробьев лежал рядом с Кругловым, плотно прижавшись к земле. Круглов как будто и не заметил разрыва мины.

Он заменил диск пулемета и открыл огонь, потом прекратил стрельбу и посмотрел на Воробьева. Взгляды их встретились. Круглов покачал головой:

— Что, страшновато? А меня хотел заставить бегать по полю ловить немцев. Мудришь, брат…

Лейтенант крепко выругался и пополз в сторону расположения своей роты, а Круглов, глядя на нас, кивком головы указал на Воробьева:

— Хороший командир, да уж очень горячий, особенно во время атаки.

Снайперы Синицын и Борисов — неразлучные друзья, земляки из-под Смоленска. Они были не только одинакового роста, но и в манерах напоминали один другого. При разговоре каждый из них пощипывал пальцами кончик носа. Оба смелые, бывалые воины. Друзья следили за железобетонной трубой, по которой гитлеровцы с ручными пулеметами дважды пытались прорваться на нашу сторону. Снайперы их перестреляли. Затем Борисов остался на месте, а Синицын быстро пополз к убитым и завладел их пулеметами. Борисов сразу же подбежал к своему напарнику, и они скрылись в трубе, а спустя минуту мы услышали, как на той стороне заработали ручные пулеметы. К огню пулеметов присоединились винтовочные выстрелы и разрывы ручных гранат. Это стрелки взвода Викторова прошли по трубе и завязали с фашистами бой. В эту маленькую брешь, прорванную в позиции противника двумя русскими снайперами, устремились и другие подразделения нашей части. Гитлеровцы бросились бежать в сторону болота, многие из них были перебиты, а остальные взяты в плен.

Мы ворвались в Петергоф. На окраине южной части города противник оказал яростное сопротивление, ведя огонь из окон и чердаков. Наш батальон окружил врагов и большую часть перебил, но оставшиеся в живых продолжали драться до последнего патрона. Скоро и эти с поднятыми руками стали выходить из укрытий и в один голос кричать: «Мы плен, Гитлер капут!»

— Гады, патроны кончились, так про «капут» вспомнили, — сказала Строева, вытаскивая из подвала дома вражеского пулеметчика.

Мы устремились к Старому Петергофу. Но вскоре вынуждены были залечь. К немцам подошла подмога.

Весь день наш батальон вел бой, сдерживая контратакующего противника. Лишь с наступлением полной темноты бой утих.

Командный пункт роты расположился на окраине города в полуразрушенном кирпичном здании школы. Ульянов и я устроились на краю нар, а за столом склонились над раскрытой картой старший лейтенант Круглов и только что прибывший к нам командир батальона морской пехоты капитан Ушаков. Они тщательно изучали подступы к Старому Петергофу. Наша рота и батальон Ушакова по приказу командования должны были провести ночную разведку боем и выяснить силы противника на этом участке фронта.

Капитану Ушакову было лет тридцать пять. Среднего роста, плотный, неторопливый, в разговоре он всегда улыбался. Его большие серые глаза смотрели на нас доверчиво. По мере того как перед ним раскрывалась картина предстоящего боя, он все более внимательно прислушивался к каждому слову Круглова, как будто прощупывал ногами почву, на которую предстояло ступить. Морская форма капитана была совершенно новенькой и, как положено, тщательно отутюжена. Он впервые вступал в бой на суше.

Круглов сложил карту и, чувствуя на себе взгляд капитана, рассматривавшего его ватную куртку, из которой торчали пучки ваты, быстро провел рукой по небритому лицу: