У стен Ленинграда

В семь часов утра двадцать первого сентября противник бросил в атаку крупные силы пехоты, действия которой прикрывались самоходками, танками и авиацией. Наши войска не смогли сдержать этого массированного удара и стали отходить к станции Заводская, а к исходу дня вынуждены были отступить к Стрельне, где и закрепились.

На следующий день с восходом солнца противник возобновил атаку, но мы стояли насмерть. Спустя некоторое время мы услышали слева от нас, в районе Красного Села, грохот канонады, которая все время приближалась. Как я потом узнал, это 2-я морская бригада и войска народного ополчения перешли в наступление на гитлеровцев, направив свой удар на Новый Петергоф. Вражеские войска оказались разрезанными на две части. Одна из них в составе не менее двух дивизий была прижата к берегу Финского залива и полностью уничтожена, а другая поспешно отступила.

Мы вторично заняли Новый Петергоф, но удержаться в городе не сумели. Враг ввел в бой свежие танковые части, и мы вынуждены были еще раз отступить.

Немцам удалось потеснить наши войска к станции Горелово и одновременно возобновить атаки на Стрельну. С новой силой разгорелся бой на берегах Финского залива. Наши войска находились в крайне невыгодном положении: узкая полоска земли, на которой мы находились, подвергалась непрерывной бомбардировке с воздуха и сильному артиллерийскому обстрелу. Для того чтобы сохранить силы, нам было приказано оставить Стрельну и отойти к Урицку. Здесь нам на помощь подошли шестая морская бригада и батальоны ополченцев.

Тысячи ленинградцев днем и ночью шли на фронт. Среди них были рабочие, инженеры, профессора, врачи, учителя — люди всех профессий. Фронт и Ленинград стали неотделимы друг от друга.

В первых числах октября противнику удалось еще раз потеснить нас и овладеть Урицком и станцией Лигово. Теперь уже оставалось восемь километров до Ленинграда. Смертельная опасность нависла над колыбелью пролетарской революции — городом Ленина.

Линия фронта на нашем участке проходила в пятистах метрах от шлакобетонных клиновских домов. Нейтральной зоной была лощина, которая с восточной стороны огибает Урицк и уходит в сторону Горелова.

В расположении противника непрерывно гудели моторы танков и самоходной артиллерии. Немцы подтягивали новые силы, готовясь к решающему штурму Ленинграда.

Пехотные части обеих сторон стояли на исходных рубежах, но в бой не вступали. Корабли Балтийского флота и наша наземная артиллерия непрерывно вели огонь по скоплению вражеских войск.

Наступила ночь. На некоторое время все затихло. В наших траншеях и блиндажах было многолюдно. Шли последние приготовления к предстоящей битве.

Когда Васильев и я зашли в командирский блиндаж, народу там было полно. У края нар стоял невысокий пожилой мужчина в штатском костюме с винтовкой в руке. Он рассказывал бойцам, как его отправляла на фронт жена. Я застал окончание этого рассказа:

— Ну вот и справьтесь с характером русской женщины! Я ей одно, что у меня броня, что завод не отпускает на фронт, а она мне говорит: «Да какой же ты мужчина, когда держишься одной рукой за броню, а другой за женину юбку. Ведь война идет, немец у Ленинграда, он хочет забрать наш завод, убить наших детей…» И вот, дорогие товарищи, жена моя, Мария Степановна, достает из-под кровати вот эту сумку, подает ее мне в руки и говорит: «Счастливого пути, Степан Васильевич, буду ждать». Я хотел еще раз напомнить жене о заводской броне, но не пришлось. Мария Степановна, подойдя ко мне, сказала: «Давай мне твою заводскую броню и скажи, на каком станке мастерить, я пойду на завод и буду работать за тебя, мой бронированный муж». Вот, дорогие мои друзья, по чьей воле я, Степан Васильевич Смирнов, очутился вместе с вами с этим карабином.

Общий смех прокатился по землянке.

К Смирнову подошла Зина Строева, положила ему руку на плечо и ласково посмотрела в глаза:

— Молодец ваша жена! Ну а если она вас обидела и не поцеловала, провожая на фронт, чему я не верю, так разрешите мне вас поцеловать как фронтового отца.

Строева обняла Смирнова и крепко поцеловала.

Смирнов снял с головы кепку и, улыбаясь, поклонился Круглову:

— Прошу вас, товарищ командир, принять меня в вашу фронтовую семью и зачислить на все виды довольствия.

Круглов крепко пожал руку Смирнову:

— Мы рады вам… Но прежде прошу пройти к комиссару батальона, вы ведь коммунист.

Снова встретиться со Смирновым не пришлось — он был направлен в другое подразделение нашей части.

Тринадцатое октября тысяча девятьсот сорок первого года. Этот день вошел в историю героической обороны Ленинграда.

Связисты заканчивали прокладку телефонных линий к командным пунктам. Артиллеристы сверяли последние данные воздушной разведки о расположении огневых позиций около бывшей дачи Шереметьева.

Пехотные части противника не подавали никакого признака жизни. Казалось, немцы оставили свои рубежи. Но я знал, что они стоят в траншеях с автоматами в руках в такой же готовности к бою, как и мы.

Все мои усилия в то памятное утро поймать на прицел фашиста успеха не имели.

Вражеская артиллерия хранила полное молчание.