Я пригляделся. Из-под снежного купола, метрах в трехстах, прямо против нас, выглядывала фашистская пушка. Она медленно поводила из стороны в сторону хоботом и уставилась единственным круглым глазом на наш куст.
«Берегись, сейчас пальнет», — сказал я Вольному и уткнулся в снег.
Раздался выстрел. Со свистом, как истребитель, пронесся над нашими головами крупный снаряд и разорвался далеко в тылу.
«Теперь бы пушечку связочкой гранат угомонить», — заметил мой напарник.
Пушка сделала еще несколько выстрелов. Фашисты, видимо, проверяли пристрелку рубежа. Наблюдая до рези в глазах, мы заметили еще несколько куполов меньших размеров. Я все виденное нанес на планшет. Потом пошел густой мокрый снег, и мы стали отползать.
Вольный очень просил меня дать ему «поближе» познакомиться с пушечкой. Но наша задача — разведка, и мы вернулись домой. Я доложил полковнику результаты. Он остался доволен, но по каким-то соображениям счел нецелесообразным в этот день открывать огонь на подавление фашистской артиллерии. А так как противник время от времени менял позиции своих батарей, то комбриг приказал с рассветом еще раз сходить в разведку. Для отдыха мы с Вольным расположились в крайнем домике, чтобы было ближе добираться до передовой. Засыпая, я видел, как мой напарник финским ножом гладко обстругивал толстый брусок дерева. Дневальный разбудил нас часа за три до рассвета. Мы быстро собрались и пошли, но уже другим путем. В этот раз к знакомой канаве пришли затемно. Куста не видно.
«Ну, Василий, ты ползи впереди, а я за тобой, ты лучше меня видишь», — сказал я Вольному.
Поползли. Только мы выбрались из кювета, как мой помощник исчез в темноте. Кричать было опасно, я пополз по его следу. Вскоре и след потерялся. Что делать? Пришлось лежать и ждать полного рассвета. Полчаса я, наверное, лежал. А когда стало светать, огляделся. Метрах в стах увидел знакомый куст, а около него Вольного. Он манил меня рукой. Я подполз, и мы продолжали наблюдение. Как и в прошлый раз, пушка опять поводила хоботом, как бы нюхая воздух. А потом как ахнет! Из-под купола полетели обломки. Что случилось?
«А ихняя пушечка-то приказала долго жить, товарищ лейтенант», — смеясь, сказал Вольный.
«Что с ней?» — недоумевал я.
«Я ей, товарищ лейтенант, в дуло песочку да пробку», — ответил Вольный.
Вот тогда я и понял, что затевал Василий вечером.
«Когда же ты это сделал?»
«До рассвета успел. Подполз. Вижу — никого у пушки нет. Видимо, гитлеровцы отсыпаются в укрытии. Вот я и зарядил их пушечку».
Хоть и не точь-в-точь с правилами разведки действовал Вольный, но мне понравились его находчивость и риск. После этой вылазки мы еще несколько раз ходили в разведку вдвоем, добывали ценные сведения.
Отдохнуть. А там — вперед!
«Сейчас надо воевать, отдыхать будем потом». Думается, что фразу эту кто-то бросил, не подумав всерьез. Как нельзя работать и жить без отдыха, так не обойтись без передышки и в бою. Хотя бы короткой, настороженной, тревожной. Сейчас мы много говорим и пишем о важности снять психологическое напряжение у моряка в дальнем походе, у солдата в период сложных учений, у летчика в полетах и т. д. Но разве в меньшей степени нуждался воин в том, чтобы хоть на малую малость ослабить перенапряжение физическое и моральное в бою? И пусть теоретической основы мы под решение этой задачи во время войны не подводили, но практически понимали и чувствовали: повоевал воин, пусть он, насколько это позволяет боевая обстановка, отдохнет — поспит, приведет себя в надлежащий вид, отвлечется от суровой фронтовой действительности.
Интересно в этом отношении свидетельство начальника разведки капитана И. Попова. Лично от комбрига он получил приказание принять все меры к тому, чтобы на одном из участков боя эвакуировать раненых, собрать их оружие, отвести оставшийся личный состав в укрытие. Задание в условиях боевой обстановки, прямо скажем, не из легких. Выполнение его требовало много труда, сил, большого психологического напряжения. Когда Попов сделал все, что ему надлежало, усталость валила его с ног. Однако приказ есть приказ. Исполнив его, надо доложить, получить новые указания.
Попов прибыл на доклад. Ему сказали подождать минут десять. Пока он ждал, присев в избе на полу, сон сморил его. Случается такое помимо нашей воли. Освободившись от решения оперативных дел, комбриг Безверхов, известный своей строгостью и требовательностью начальник, услышал: кто-то в уголке блаженно похрапывает, уронив голову на колени. Подошел, взглянул — очередной «докладчик». И тут же тихонечко, на цыпочках отошел от него: как бы не разбудить! Справки комбриг навел у подчиненного Попова, вместе с ним выполнявшего задание.
На фронте умели ценить отдых. Отпускался он в мизерных дозах, а использовался, как НЗ (неприкосновенный запас), — по специальному на то разрешению.
И вот получено «добро» на отдых. Случилось это после трех недель безостановочного наступления. Части, подразделения как бы обрели оседлость: на фронте наступило временное затишье.