У стен столицы

Не удержавшись на Ламе, немцы откатывались все дальше от Москвы. Зло за свое поражение они срывали на местном населении. Всех жителей, в том числе и детей, гитлеровцы выгоняли на очистку дорог от снега. В мороз и метели люди по нескольку суток находились в поле без пищи. Многие обмораживались, замерзали.

Обелиск на могиле моряков, погибших при прорыве обороны немецко-фашистских захватчиков на реке Ламе.

Один наш батальон наступал на село Спас-Помазкино. Эсэсовцы выгнали навстречу атакующим бойцам большую толпу женщин, стариков и подростков. Десятка полтора автоматчиков шли сзади толпы и стреляли в наших воинов через головы людей.

Командир батальона, разгадав подлую затею гитлеровцев, выслал две группы лыжников в обход. Разъяренные в своей бессильной злобе, захватчики расстреляли мирных жителей и пустились бежать. Но далеко унести ноги им не удалось. Следовавшая с батальоном батарея противотанковых орудий меткими залпами накрыла отступавших, а лыжники отрезали их от дороги и всех уничтожили.

На протяжении целого километра нашим бойцам попадались убитые и раненые советские граждане. Лейтенант Лопатин принес с передовой закутанную в шаль полузамерзшую девочку месяцев десяти. Он нашел ее в снегу в стороне от дороги. Бойцы разведроты отогрели ребенка, завернули в сухое белье, какое нашлось в вещевых солдатских мешках. Напоили теплым, сладким чаем. Девочка ожила, она доверчиво тянула свои ручки к незнакомым дядям, а они нянчили ее, передавали один другому.

Под утро связисты принесли в штабную землянку почти замерзшую девочку лет трех. Нашли ее также около Спас-Помазкина. Наши писари Козлов и Иванов начали оттирать уже побелевшие руки и ноги ребенка. Через час девочка пришла в себя, заговорила.

Днем Спас-Помазкино было освобождено. Сразу же хотелось найти родителей детей. Однако сделать это не удалось. Почти все мужчины и женщины села были расстреляны фашистами. Моряки подобрали более пятидесяти трупов замученных гитлеровцами советских людей. Детей приютили оставшиеся жители села.

На коротком митинге, состоявшемся в селе, воины поклялись люто отомстить фашистским зверям за их неслыханные злодеяния.

Глазами командира батареи

17 января 1942 года бригада с боем овладела деревней Бабенки, а на другой день — селом Новоникольским. В сражениях здесь отличился командир батареи лейтенант Н. А. Бородин.

«Вечером нам передали приказание комбрига, — вспоминает Бородин, — готовиться к наступлению на деревню Бабенки. Ночью мы расставили пушки, отвели место для обоза, боезапаса. В яме расположили свой КП. С соседним батальоном наладили телефонную связь. Местность перед нами лежала ровная, чистая — ни складочки, ни кустика. Пехоте было проще: она стала окапываться в снегу и „обживать“ воронки, оставшиеся от осенних боев. А где укрыть от врага батарею? На наше счастье, шел густой снег, видимость была плохая.

Ранним утром противник открыл сосредоточенный огонь из орудий и минометов. Больше часа лежали мы, зарывшись в снег. Несколько человек ранило, убило две лошади. Знал ли противник, что мы здесь находимся, или нет, но мною овладела тревога: еще два-три таких налета, и батарея, пожалуй, останется без людей и без конной тяги. Требовалось что-то предпринять. Но что? Истекать кровью на занятой позиции и пассивно ждать помощи? Или отойти назад?

Я лежал в снегу, стиснув зубы. Злость душила меня: неужели так и будет? Они нас — бить, а мы молча умирать! И это после многих наших побед!

Командир артиллерийской батареи гвардии лейтенант Н. А. Бородин.

Невольно вспомнился эпизод из первых боев за Москву в ноябре 1941 года. Тогда к нам на батарею в сопровождении комбрига Безверхова и начарта Трекова прибыли командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и командующий армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов. Командующий армией, кивнув в сторону Жукова, предложил мне объяснить план своих действий на случай прорыва танков противника на соседнем участке, где вероятность их появления была большей. Тут у меня получилась заминка. Дело в том, что Жуков был в тулупе, а в лицо я его тогда не знал. Поэтому, прежде чем начать объяснение, сочувственно сказал, жаль, мол, только, что гражданскому лицу не все, быть может, будет понятно. Командующий армией усмехнулся. Я же стал как можно популярнее излагать план своих действий.