У страсти в плену

Он почувствовал толчок, кровь побежала по телу вниз. Он напрягся. Женщина ждала. Она не приняла его в себя сразу же. Она хотела, чтобы он еще касался ее языка, чтобы он задыхался, как животное в жаркий день, чтобы он открылся весь, чтобы он весь потянулся к ней. Он смотрел на красные губы ее входа, открытого и ждущего, и неожиданное грубое желание сотрясло его, и его орган окреп окончательно, он бросился на нее — язык внутри ее рта, фаллос, проникший в нее. Но снова он не смог удовлетворить себя. Они оставались так долгое время. Наконец встали и пошли, неся одежду в руках. Фаллос его был вытянут и упруг, и она им любовалась. Время от времени они бросались на песок, и он брал ее, мял и оставлял, влажную и горячую. И они снова шли, и когда она была перед ним, он обхватил ее руками сзади и опрокинул на землю, так что они соединились, как животные, опираясь на руки и колени. Он был внутри нее, качался, толкал и вибрировал, и целовал ее, и держал ее груди в своих руках. "Хочешь ли ты этого, хочешь?" — спрашивал он. "Да, только сделай так, чтобы это длилось, не кончай. Мне нравится так, как сейчас: снова, и снова, и опять сначала". Она была влажной и вся дрожала. Она вставала и шла в ожидании, когда он бросит ее на песок и снова возьмет, возбудив и затем оставив до того, как она кончит. Каждый раз она заново ощущала его руки вокруг ее тела, теплый песок на коже, его ласкающий рот и ласкающий ветер. Когда они шли, она касалась его фаллоса и задерживала его в своей руке. Однажды она остановила Луиса, встала перед ним на колени и взяла его фаллос в рот. Он стоял над ней, словно башня, и его живот был слегка выгнут. Другой раз она прижала фаллос к ложбинке между грудей, словно устроив для него там ложе, и держала его в руке, давая ему скользить в этих мягких объятиях.

У них кружилась голова, они дрожали от ласк и были словно пьяные. Наконец они увидели дом и остановились. Он стал умолять ее уйти в кусты, потому что хотел закончить, и не мог больше вынести ожидания. Она была очень возбуждена и все-таки не торопилась, следуя за его желанием. И в этот раз, когда он был внутри нее, он вдруг весь задрожал и кончил неистово и грубо. Они плакали потом. Лежа на спине, они курили и отдыхали, и заря всходила над ними, освещая их лица. Стало прохладно, и они накрылись одеждами. И женщина, не глядя на Луиса, стала рассказывать.

Она жила в Париже, когда там повесили русского анархиста за то, что он убил дипломата. В то время она жила на Монпарнасе, часто ходила в кафе и вместе со своими друзьями страстно следила за ходом суда, потому что этот русский был фанатиком, он отвечал на вопросы, как герой Достоевского, и встретил суд с мужеством верующего. В то время за серьезные преступления людей приговаривали к смертной казни. Казнь происходила обычно на заре, на маленьком пустынном дворе возле тюрьмы де-Сант, где еще со времен революции стояла гильотина. Подойти близко не разрешалось, вокруг места казни ставили полицейский заслон. Да и приходили на зрелище казни немногие. Но в этот раз, когда вешали русского, страсти были очень накалены, и все студенты и художники с Монпарнаса, все молодые революционеры решили быть на месте повешения. Они ждали всю ночь, пили вино и пьянели. Она ждала и пила вместе с ними и была в волнении и страхе. Первый раз в жизни ей предстояло увидеть, как кто-то умирает. Впервые она увидит, как вешают человека. Впервые она увидит сцену, которая повторялась так много раз во времена революции.

Ближе к рассвету толпа двинулась на площадь. Все пододвинулись к самой веревке, натянутой полицейскими. Толпа образовала круг. Людской волной ее вынесло совсем близко к месту казни и она оказалась в десяти метрах от эшафота. Она стояла там, прижатая к веревке, полная удивления и ужаса. Затем толпа оттеснила ее. Все же, приподнявшись на цыпочки, она видела открытую площадку. Толпа сжимала ее со всех сторон. Ввели преступника, его глаза были завязаны. Палач стоял рядом, ожидая. Два полицейских держали человека и медленно вели его по ступенькам на эшафот. В этот момент она почувствовала, что кто-то прижимается к ней гораздо теснее, чем это могло быть в такой толпе. Она была так взволнована, так дрожала, что это тесное прикосновение не мешало ей. Ее лихорадило. Да и в любом случае она не могла пошевелиться. Она была пригвождена к своему месту возбужденной толпой. На ней была белая блузка и юбка, у которой по моде того времени шла сверху донизу застежка — короткая юбка и блузка, сквозь которую просвечивало розовое белье и угадывалась форма ее грудей.

Две руки обняли ее за талию, и она отчетливо ощутила тело мужчины, ощутила его желание, его твердое прикосновение к своим ягодицам. Она задержала дыхание. Ее взгляд был прикован к человеку, которого должны были повесить, это было больно, и в этот миг руки того, кто стоял сзади, добрались до ее грудей и сжали их.