У сумрака зелёные глаза

Мы поехали. Я изо всех сил старалась делать бодрый вид, чтобы пассажир не заподозрил, что мне плохо, и у меня вроде бы с горем пополам получалось — покуда я молчала. Как назло, парень оказался не в меру разговорчивым — трещал без умолку о себе, о своей семье, об учёбе в колледже искусств, о страсти к путешествиям. Пытался он расспрашивать и меня, но мой язык еле ворочался во рту, и меня хватало только на односложные реплики. Разговор явно не клеился. Парень замолчал ненадолго, и я мысленно возблагодарила небеса, но не тут то было.

— Вы что… пьяны? — спросил он, подозрительно всматриваясь в меня с заднего сиденья.

— С чего ты взял? Ничуть, — ответила я, но сама чувствовала, что вид у меня, скорее всего, неважный. Чудо, что попутчик не заметил этого раньше.

— Я же слышу, как вы разговариваете, — настаивал парень. — Вы с трудом можете связать два слова! А если вы не справитесь с управлением, и мы перевернёмся?

— Парень, успокойся, — сказала я. — Я не пьяна.

— Да нет же, вы пьяны! — не унимался он. — Остановите машину, я выйду!

— Да не пьяна я! — простонала я. И зачем-то призналась: — Меня отравили.

Попутчик на пару секунд потрясённо заткнулся, а потом забормотал:

— О господи… Какой кошмар! Но что же делать? Вам нужно срочно в больницу!

— Именно туда я и еду, — процедила я, едва не теряя сознание.

На какой-то миг я перестала чувствовать руки: они просто лежали на руле, как чужие. Если бы сейчас был поворот, мы бы точно слетели с дороги. Ноги ещё действовали, и я нажала на тормоз.

— В чём дело? — переполошился пассажир. — Вам плохо? О боже мой!

— Сейчас… секунду, — бормотала я, теряя чувствительность в языке.

Видимо, я ненадолго потеряла сознание. Лицо мне оросила вода, и это вернуло меня к реальности. У парня в рюкзаке была бутылка минералки, и он, видимо, ею меня обрызгал. На шее у него вздулись вены… Сосуды, по которым, пульсируя, текла алая спасительная жидкость. Во рту у меня начали расти клыки, выдвигаясь из пазух, и я не могла это остановить.

Мой организм для выживания снова требовал крови. Снова было как во время того боя, когда мы брали штурмом итальянский гарнизон… Бедняга этот парень… Лучше бы он не садился ко мне в машину.

Удивительно, сколько во мне было силы даже в таком состоянии: парень потрепыхался подо мной, как придушенный цыплёнок, всего с минуту, а потом затих.

Я отпустила его, смертельно бледного и обмякшего, когда мой наполненный до отказа желудок уже распирало. Сколько я высосала? Литр? Два? Или больше? Мне стало лучше, руки и ноги снова слушались меня, а дурнота как будто отступала. У несчастного парня еле-еле прощупывался пульс, горло было разодрано — как будто дикий зверь постарался.

— Чёрт, — прошипела я и втопила педаль газа. Вот теперь уже ему срочно требовалось в больницу…

Бедняга не дожил до неё — отдал Богу душу на подъезде к Берну. Я остановила машину и, уткнувшись лбом в сложенные на руле руки, долго сидела так… Без слёз, без истерик, без чувств. Больше его не увидит семья, не поцелует девушка, не поприветствуют сокурсники.

Дротик с остатками яда лежал у меня в кармане. Теперь уже было ясно, что он — медленного действия, но вот существовало ли противоядие? Зачем я вообще ехала к Эрике — чтобы умереть у неё на руках, тем самым напугав и причинив горе? А может, противоядие всё же есть, и Эрика что-нибудь знает об этом?

Я вытащила тело парня из машины и положила на придорожную траву. Глядя в спокойное бледное лицо, я думала: стоило ли отнимать у него жизнь, чтобы спасти свою? Так или иначе, я сделала это не намеренно, просто не рассчитала… Выпила слишком много. Проклятье…

— Прости меня, — пробормотала я, гладя рыжие вихры парня. — Прости меня, приятель. Я клянусь, что найду и прикончу ту мразь, из-за которой пришлось тебя погубить.

Выпитая кровь помогла мне продержаться до города. В логово вампиров я не решилась сунуться: а если это папаша моей любимой узнал о нас и приказал меня подстрелить отравленным дротиком? Вполне возможно… Вся надежда была на чутьё Эрики и на незримую телепатическую связь, которая, как мне казалось, между нами возникла. Эрика должна была почувствовать меня — я верила в это.

Денег у меня совсем не осталось, поэтому я только подъехала к домику, который в прошлый раз снимала. Кажется, он пустовал… Можно было, конечно, взломать дверь — замок был несложный, английский, но силы иссякали. Снова наваливалась слабость и дурнота, начинали отниматься ноги — ступни уже плохо чувствовались. Откинувшись на спинку сиденья, я обречённо слушала победную поступь смерти и только могла мысленно призывать Эрику…