У светлого яра Вселенной

подхватил я, – который снабжён взрывателем, падает на

Землю. При ударе о землю пистон взрывается, температура в сосуде повышается, и молния производит своё разрушительное действие.

Тоня улыбнулась.

– Какие у вас кровожадные мысли! Я не думала о таком применении.

– Совсем не кровожадные, – возразил я. – С войнами покончено. Но можно взрывать скалы, айсберги…

– Ах вот что… Разумеется. Вопрос только в том, что при отсутствии сопротивления падает и напряжение, –

значит, и мощность… Надо произвести подсчёт. Как бы и в этом деле пригодился Палей! – воскликнула она почти со страстью.

Это, конечно, была страсть учёного, но я не мог скрыть своего огорчения.

* * *

Нам не удалось вылететь на другой день: заболел Тюрин.

– Что с ним? – спросил я у Мёллер.

– Раскис наш философ, – ответила она, – от «счастья»

заболел, от движения. В сущности говоря, с ним ничего особенного не приключилось… Жалуется на боль в ногах.

Икры болят. Это пустяки, но как его такого на Луну пустить? И себе и вам хлопот наделает. При десятой части земной тяжести раскис. А ведь на Луне – шестая. Там он,

пожалуй, и ног не потянет. Я решила дать ему потренироваться несколько дней. У нас в небе есть склады пойманных астероидов. Все эти небесные камни, куски планет, складываются в виде шара. Чтобы отдельные куски не разлетались от случайных толчков, наши гелиосварщики расплавили и сварили поверхность этих планеток. К одной такой «бомбе» мы прикрепили стальным тросом полый шар и привели их в круговое движение. Получилась центробежная сила, тяжесть внутри полого шара равна тяжести на Луне. Вот в этом шаре и тренируется Тюрин. Давление и количество кислорода в шаре такие же, как и в скафандре межпланетного костюма. Слетайте, голубчик, навестите Тюрина. Только один не летите. Захватите с собой вашу няньку – Крамера.

Я разыскал Крамера в гимнастическом зале. Он выделывал на трапеции головокружительные штуки. Цирковым гимнастам на Земле о таких трюках и мечтать не приходится.

– Полететь я с вами полечу, – сказал он, – но пора научиться летать самостоятельно. Ведь вы на Луну летите, а во время такого путешествия мало ли что может случиться!

Крамер привязал меня к себе длинной проволокой и предоставил мне лететь к «манежу» Тюрина. Я уже не кувыркался и «стрелял» довольно удачно, но уменья «приземлиться» к вращающемуся шару у меня не хватило, и Крамер поспешил мне на помощь. Через четыре минуты после отлёта мы уже вползали в металлический шар.

Встречены мы были неистовым визгом и криком. Я с любопытством окинул взглядом внутренность шара, освещённого большой электрической лампой, и увидел, что

Тюрин сидит на «полу» и стучит кулаками по резиновому ковру, а возле него гигантскими прыжками скачет негритёнок Джон. Обезьянка Микки с весёлым визгом прыгает с плеч Джона до «потолка», хватается там за ремешки и падает вниз, на плечо или голову Джона. «Лунная тяжесть», видимо, пришлась по вкусу Джону и обезьянке, что нельзя было сказать про Тюрина.

– Вставайте, профессор! – звонко закричал Джон. –

Доктор Мёллер приказала вам ходить по пятнадцать минут, а вы ещё и пяти не ходили.

– Не встану! – разгневанно пропищал Тюрин. – Что я, лошадь на корде? Истязатели! У меня и так ноги отваливаются!

В этот момент я и Крамер «свалились с неба» возле

Тюрина. Джон первый увидел нас и обрадовался.

– Вот смотрите, товарищ Артемьев, – затараторил он, –

профессор меня не слушает, опять хочет залезть в свою паутину…

Обезьянка вдруг заплевала, завизжала.

– Да уйми ты свой патефон! – ещё тоньше и пронзительнее закричал Тюрин. – Здравствуйте, товарищи! – обратился он к нам и, став на четвереньки, тяжело поднялся.

«Ну как с таким на Луну лететь?» – подумал я и переглянулся с Крамером. Тот только головой качнул.

– Ведь вы, профессор, сами мне не раз говорили: чем больше движений, тем больше счастье… – не унимался

Джон.

Такой «философский аргумент» со стороны Джона был неожиданным. Мы с Крамером невольно улыбнулись, а

Тюрин покраснел от гнева.

– Надо же понимать! Надо понимать! – закричал он на самых высоких нотах. – Есть различного рода движения.

Эти грубо физические движения мешают высшим движениям клеток моего головного мозга, моим мыслям. И потом всякое движение прерывисто, а ты хочешь, чтобы я маршировал без отдыха… Нате, ешьте моё мясо, пейте мою кровь!

И он зашагал с видом мученика, кряхтя, охая и вздыхая.

Джон отвёл меня в сторону и быстро зашептал:

– Товарищ Артемьев! Я очень боюсь за моего профессора. Он такой слабый. Ему опасно без меня лететь на

Луну. Ведь он даже есть и пить забывает. Кто о нём будет заботиться на Луне?..

У Джона даже слёзы выступили на глазах. Он горячо любил своего профессора. Я, как умел, утешил Джона и обещал заботиться о профессоре во время путешествия.

– Вы отвечаете за него! – торжественно произнёс негритёнок.

– Да, конечно! – подтвердил я.

Вернувшись на Звезду, я всё рассказал Мёллер. Она неодобрительно покачала головой:

– Придётся мне самой заняться Тюриным.

И эта маленькая энергичная женщина действительно отправилась в «манеж».