У светлого яра Вселенной

Много и еще протекло часов. Хотя места эти и горы никогда нами не виданы, но они не привлекают нашего любопытства и кажутся однообразными. Все надоело – все эти чудеса! Сердце щемит, сердце болит. Вид прекрасной, но недоступной Земли только растравляет боль воспоминаний, язвы невозвратимых утрат. Скорее бы хоть достигнуть жилища! Сна нет! Но и там, в жилище, что нас ожидает? Знакомые, но неодушевленные предметы, способные еще более уколоть и уязвить сердце.

Откуда поднялась эта тоска?. Мы прежде ее почти не знали. Не заслонял ли ее тогда интерес окружающего, не успевшего еще прискучить, интерес новизны?

Скорее к жилищу, чтобы хоть не видеть этих мертвых звезд и траурного неба!

Жилище, должно быть, близко. Оно тут, астрономически мы это установили, но, несмотря на несомненные указания, не только не находим знакомого двора, а даже не узнаем ни одного вида, ни одной горы, которые должны быть нам известны.

Ходим и ищем.

Туда и сюда! Нет нигде.

В отчаянии садимся и засыпаем.

Нас пробуждает холод.

Подкрепляем себя пищей, которой уж немного осталось.

Приходится спасаться от холода бегством.

Как назло, не попадается ни одной подходящей трещины, где мы могли бы укрыться от холода.

Опять бежать за Солнцем. Бежать подобно рабам, прикованным к колеснице! Бежать вечно!

О, далеко не вечно! Осталась только одна порция пищи.

Что тогда?

Съедена порция, последняя порция!

Сон смежил наши очи. Холод заставил нас братски прижаться друг к другу.

И куда подевались эти ущелья, попадавшиеся тогда, когда они не были нужны?

Недолго мы спали: холод, еще более сильный, пробудил нас. Бесцеремонный и беспощадный! Не дал и трех часов проспать. Не дал выспаться.

Бессильные, ослабленные тоской, голодом и надвигающимся холодом, мы не могли бежать с прежней быстротой.

Мы замерзали!

Сон клонил то меня – и физик удерживал друга, то его самого – и я удерживал от сна, от смертельного сна, физика, научившего меня понять значение этого ужасного, последнего усыпления.

Мы поддерживали и укрепляли друг друга. Нам не приходила, как я теперь припоминаю, даже мысль покинуть друг друга и отдалить час кончины.

Физик засыпал и бредил о Земле; я обнимал его тело, стараясь согреть своим.

Соблазнительные грезы: о теплой постели, об огоньке камина, о пище и вине овладели мной. . Меня окружают домашние... Ходят за мной, жалеют... Подают...

Мечты, мечты! Голубое небо, снег на соседних крышах. . Пролетела птица.. Лица, лица знакомые.. Доктор. .

Что он говорит?..

– Летаргия, продолжительный сон, опасное положение. . Значительное уменьшение в весе. Сильно исхудал. .

Ничего! Дыхание улучшилось. . Чувствительность восстанавливается. . Опасность миновала.

Кругом радостные, хотя и заплаканные лица. .

Сказать короче, я спал болезненным сном и теперь проснулся: лег на Земле и пробудился на Земле; тело оставалось здесь, мысль же улетела на Луну.

Тем не менее я долго бредил: спрашивал про физика, говорил о Луне, удивлялся, как попали на нее мои друзья.

Земное мешал с небесным: то воображал себя на Земле, то опять возвращался на Луну.

Доктор не велел со мной спорить и меня раздражать. .

Боялись помешательства.

Очень медленно приходил я в сознание и еще медленнее поправлялся.

Нечего и говорить, что физик очень удивился, когда я, по выздоровлении, рассказал ему всю эту историю. Он советовал мне ее записать и немного дополнить своими объяснениями.

Валерий Брюсов

ГОРА ЗВЕЗДЫ

ПОСВЯЩЕНИЕ

Вступая десять лет назад в пустыню, я верил, что

навсегда расстался с образованным миром. Взяться за

перо и писать воспоминания заставили меня события со-

вершенно необыкновенные. То, что я видел, быть может, не видел никто из людей. Но еще больше пережил я в глу-

бине души. Мои убеждения, казавшиеся мне неколебимы-

ми, разрушены или потрясены. С ужасом вижу, как много

властной истины в том, что я всегда презирал. У этих

записок могла бы быть цель: предостеречь других, по-

добных мне. Но, вероятно, они никогда не найдут чита-

теля. Пишу их соком на листьях, пишу в дебрях Африки, далеко от последних следов просвещения, под шалашом

бечуана19 , слушая немолчный грохот Мози-оа-Тунья20 . О

великий водопад! Красивейшее, что есть на свете! В этой

пустыне один ты, быть может, постигаешь мои волне-