У свободы цвет неба (СИ)

   Согласиться было еще одним способом провалить к чертовой матери всю свою жизнь, начиная со дня развода, даже раньше. Со дня, когда участковый гинеколог заперла ее в кабинете, чтобы удержать до приезда скорой, и унесла с собой ее трусы и колготки для страховки. Это согласие значило бы для нее, что не стоило дергаться еще тогда, и отправляло в помойку почти три десятка лет ее жизни одним коротким жестом.

   Обосновать отказ ей следовало так, чтобы, с одной стороны, его нельзя было списать на ее капризы, неосведомленность и иные формы несостоятельности, а с другой стороны, он ни в коем случае не должен выглядеть оскорблением.

   Полина доела примерно половину порции, пока пришла к решению. Поняв, что скажет, она отложила прибор, промокнула рот салфеткой и сделала два глотка фруктового отвара, поданного к полднику.

   - Маркиз, как бы там ни было, я хочу поблагодарить тебя за предложенную заботу, потраченное время и доброе отношение.

   Он улыбнулся, опустив приборы на край тарелки.

   - Нет?

   - Нет, - подтвердила она, постаравшись вложить в голос нужную дозу сожаления. - Я хочу, чтобы ты понял верно. Это не потому, что ты мне не понравился. Признаться, я даже не думала об этом, поскольку мои женские и человеческие интересы сейчас не имеют значения.

   - Вот как? - Вейен да Шайни иронично приподнял брови.

   - Да, так, - повторила она. - Моя судьба была решена еще весной, и эти... у вас прошло чуть больше полугода, кажется? У нас почти год.

   - Не знаю, о чем ты, - качнул он головой, - не отвлекайся и не отвлекай меня. Объясняешь, так объясняй.

   - Да, прости, - согласилась она. - Так вот, с нашей весны до конца нашей зимы у меня было время донести свое мнение о том, что именно ваши делали у нас и почему. Если сейчас я приму твое покровительство, то откажусь от своих слов и предам свою землю. Я здесь не за этим.

   - Политика, - кивнул маркиз. - Что же, это мне по крайней мере понятно. Но если бы обстоятельства сложились иначе?

   - Зависит от того, какими они были бы, - Полина улыбнулась и пожала плечами. - Как я могу говорить о том, чего не знаю?

   - Я понял, - произнес он отстраненно. - Что же, вопрос задан и ответ получен. В рамках маленькой любезности, из хорошего отношения к тебе, скажу - собери вещи с вечера, завтра тебя переведут в Исюрмер. Собираться второпях неудобно...

   - Благодарю тебя, - сказала она с улыбкой. Затем слегка склонила голову, но сделала это так, что маркиз принял этот жест за полноценный поклон и слегка улыбнулся в ответ.

   - Просто помни, что всегда можно сказать "я передумала", хорошо? Тебе будет тяжело, и может быть, ты даже забудешь этот вечер, но я спрошу тебя еще по крайней мере дважды.

   - И за это я тоже благодарна, - ответила она серьезно.

   - Не стоит того, - прохладно ответил он. - От крыльца пойдешь по улице налево до площади, там за часами войдешь в проулок, попадешь на другую улицу, она приведет к набережной. По набережной придешь к Старому дворцу. Завтра увидимся в Исюрмере.

   Через два с лишним часа Полина наконец оказалась в своих комнатах. Чак посмотрел на нее и отошел в угол.

   - Лин, ты злишься?

   - Да, Чак, очень, - признала она. - Но сейчас выкупаюсь и перестану.

   - Не на меня? - уточнил сайни из угла.

   - Нет, - улыбнулась Полина невольно.

   - Плохие люди, длинный день? - спросил Чак, подходя.

   - Да, маленький.

   Она протянула ему руку и ощутила пожатие прохладной сухой лапы, похожей на детскую ладошку.

   - Ужин, Лин? - предложил сайни.

   - Ужин, Чак, - согласилась она. - И горячее пить.

   - Хорошо. Я принесу. Иди купаться.

   Встав под слой горячей воды, Полина с чувством высказалась по-русски. Ни одного печатного слова, включая предлоги, в ее почти двухминутной тираде не было. Продышавшись в тепле и слегка поправив настроение, она еще мельком подумала, вытираясь, что по сравнению с весной расклад почти управляем, по крайней мере пока, и значит, толком ничего еще даже не начиналось. Потом вспомнила: завтра этапируют в Исюрмер, их местный Ватикан. Видимо, там-то все и будет.

   Она вышла в комнату. Чак уже привез тележку с ужином, на ней стоял большой чайник горячего чая, горшочек под крышкой и тарелка, накрытая тонкой глиняной миской. Рядом с тарелкой стояла кучка мисочек со сладкими соусами. Полина погладила сайни:

   - Чак хороший.

   - Лин, кушать, пока теплое, - забеспокоился он.

   Полина послушно повернулась к тележке, сняла крышку с горшочка. В нем был густой рыбный суп со сливками. На тарелке под миской обнаружилась горка оладьев. Все это было очень кстати, и съелось легко и с удовольствием. Чак вылизал посуду перед тем, как увозить ее.

   - Возвращайся, малыш, - сказала она, - будем говорить.

   Он вернулся через несколько минут, как обычно, когда увозил или уносил что-то, серьезный, почти грустный. Сел перед ней столбиком, сложив лапы на застежке жилета, уставился на нее темно-лиловыми бусинами глаз.

   - Чак, нам надо собрать мои вещи сейчас. Завтра утром я уеду.

   - Я знал, - сказал он грустно. - Ты пахла прощанием, когда вошла.

   - Дружить всегда, ты помнишь? - улыбнулась она. - Все мои песенки теперь твои. И твист.