Следующий день прошел так же. Мистрис Бауэр в допросной отвечала на вопросы Итчи, энц Гавриил в коридоре читал вслух свою книгу при зажженной свече, не замечая двух магов Академии, устроившихся с кристаллами и доской для записей в пяти шагах от него.
Через день за Гавриилом пришли во время завтрака и забрали его к магистру на беседу, пока Полина приводила себя в порядок. Кроме магистра, в кабинете присутствовала Хайшен и еще один дознаватель.
Эрве едва успел начать выяснять реальные цели этого странного парня, как Гавриил уже сориентировался в обстановке.
- Я вижу, вы спрашиваете меня обо мне, но разве я пришел на ваш суд? Где Полина? Я пришел не к вам, а к ней. Я не ваш, и отчет о себе давать вам не обязан.
Эрве хмыкнул и предложил дознавателям:
- Действительно, давайте посмотрим их вместе. - Он повернулся к монаху. - Сейчас пойдем к ней, не беспокойся. - И действительно повел его и дознавателей в допросную, где с Полиной уже работал следователь.
В тот день женщине очередной раз задавали вопросы о ее браке и о том, как после развода складывались ее отношения с мужем.
Гавриил, послушав это все с четверть часа, покосился на следователя недобрым взором:
- Ты что, Богом себя возомнил?
Итчи, едва не подавившись вдохом от изумления, сумел сказать только одно слово:
- Почему?
Гавриил строго свел брови, и в его карих глазах, обычно задумчиво-печальных, появился суровый блеск:
- Ты спрашиваешь ее о том, в чем человек дает отчет только Богу. Ты ей не Бог, не князь и не муж, чтобы винить ее.
- Ап... - сказал дознаватель. - Но как же можно установить истину, если не спросить?
- Ты за помыслы судить собрался? - уточнил Гавриил все с тем же суровым блеском в очах.
Полина повернула к нему голову и смотрела с неожиданным интересом.
- Ну хорошо, - рассердился Итчи. - Если ты взялся спасать ее от нас, сперва посмотри на это. - Он кивнул Гавриилу на стол, где были разложены амулеты Полининой работы. Монах уверенно подошел к столу, вгляделся и улыбнулся:
- Ох ты ж. Мощевики. - Он повернулся к женщине. - Сама делала?
- Да, - кивнула она, - я бы и целиком закрыла, но у меня металла было мало. Первые были закрытые полностью, - она печально улыбнулась, - все серебряные ложки в доме на них извела, и мельхиоровые тоже.
- Мельхиоровые? Что это? - уточнил следователь.
- Мельхиор - сплав металлов, не окрашивающий кость при соприкосновении с нею, - ответила женщина. - Из него делают посуду и утварь.
- То есть ваша вера позволяет хранить останки людей в доме? - спросил дознаватель.
- И в доме, и в храме, - подтвердил Гавриил.
- Ты готов доказать это? - очень мягко спросил магистр.
- Ну, знаешь, - стремительно обернулся к нему монах, - мощи я из храма ради вас сюда не потащу. Надо вам - сами пойдете и посмотрите. Это все-таки святыня, она общая.
Взгляд Гавриила упал на стеллаж, и он осекся. Осмотрев комнату целиком, монах вперил в магистра суровый взгляд.
- Вот это и вот это, - указал он рукой, - вы взяли в крае.
Монах указывал на две чаши. Одна, огромная, стояла на полу, была высотой со стол и содержала чистую воду для магических нужд. Во второй, небольшой, похожей на увеличенный сааланский кубок для вина с травами или фруктовых отваров, хранился запас кристаллов для записи.
Эрве поморщился.
Монах продолжил обличительную речь.
- Это, - указал он на большую чашу, - крестильная купель. Ты хоть знаешь, скольких детей вы лишили возможности получить защиту и утешение? - Не дожидаясь ответа на вопрос, он продолжил, указывая на кубок. - А это причастная чаша. Из нее причащают страждущих, в ней подают Святые Дары.
- Какие дары? - не понял магистр.
Гавриил выпрямился, осенил себя крестным знамением и произнес:
- Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: "приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание". Также и чашу после вечери, и сказал: "сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет".
- Что это за слова? - спросил Эрве. - Что они значат?
- Он цитирует их святые тексты, - объяснила Хайшен. - Они кладут хлеб в вино и принимают так, из общего сосуда и с общей ложки, в память о казни своего пророка и о своем горе по нему. Так он наказал им перед смертью.
- Но с его смерти прошло две тысячи лет! - воскликнул магистр. - Сколько можно убиваться о мертвом!
- Судя по их сакральному преданию, он воскрес на третий день после того, как был казнен, и еще четыре десятки дней проповедовал, а потом на глазах у всех своих учеников просто взял и улетел в небо, - ответила Хайшен с невозмутимым лицом.
- Тогда поведение мистрис становится более ясным, - задумчиво произнес второй дознаватель.