У тебя есть я

– И все же Оксана ни за что не войдет в ту квартиру. Взрыв – это, знаешь ли, детский лепет по сравнению с тем, что нам пришлось пережить в вашем доме.

– Это да. – Маргарита погладила племянника по руке.

Они молча пили чай, глядя в темноту за окном. Маргарита думала, что скоро сороковины. Хватит ли у мрачной влюбленной девушки наглости явиться в дом? Что она скажет? Извинится или предъявит какие-нибудь доказательства великой любви? Отнимет мертвого мужа, раз уж не вышло увести живого? Только мысли эти были холодными и отстраненными, Маргарита никак не могла заставить себя терзаться от возможной измены Кости. «Ну и переспал, ну и что, так не ушел же! А что любил другую, так это для меня не новость. Оксану же сколько лет он любил, и ничего! Переварила я это. А уж ты-то, шмакодявка, и подавно не заставишь меня плакать».

Тут рука Маргариты дрогнула, так что пришлось поставить чашку на стол, пока не пролила. Воспоминание пришло внезапно и будто ударило ее под дых.

День свадьбы Давида. Гости, заполнившие лестницу дворца бракосочетаний, кругом цветы, прекрасная невеста в изысканном платье и без фаты, но с белыми цветами, искусно вплетенными в сложную прическу, такая красивая, что жених совершенно теряется где-то на заднем плане. Всем кажется, что этой удивительной девушке гораздо больше подходит стройный и высокий молодой человек с красивым лицом и открытым смелым взглядом. Он – жених ей под стать, но это всего лишь свидетель, Костя Рогачев.

А вот она сама, стоит невидимкой где-то в углу, даже страшненькая не настолько, чтобы обратить на себя внимание. Взгляды молодых людей скользят мимо, к миловидным Оксаниным подружкам.

Невидимая в своей непривлекательности, она впивается глазами в Костю, замирая от робкой надежды: а вдруг сегодня? Сейчас?

Но Костя в вестибюле выдал дежурную фразу про прекрасную Маргариту, а после ни разу на нее не взглянул.

Он был поглощен Оксаной, ловил последние минуты, когда она еще не принадлежит другому, и до последней секунды надеялся, что она передумает.

Перехватив его взгляд, тоскливый, молящий, но одновременно повелительный и отважный, Маргарита утонула в волне бессильной завистливой ненависти. Стоя в светлом зале с прихотливой лепниной среди праздничной толпы, она вдруг так страстно пожелала Оксане зла, что сама испугалась силы своего чувства.

А потом у молодых появился Петенька…

Вот почему она так плохо помнит свою диссертацию! Выкидывает из головы все, происходившее в те годы, лишь бы забыть, как в загсе проклинала счастливую новобрачную. Но разве могла она представить, что Бог пошлет им такое… «Могла, – перебила себя Маргарита, – все ты могла представить, потому что тебе невыносим был вид счастливой и красивой Оксаны, которая украла Костино сердце прямо у тебя из-под носа. И плевать тебе было, что выходит она не за него. Главное, выходит, а ты остаешься старой девой. И ты пожелала ей всего самого плохого, что только есть на свете. Этими самыми словами. Вот самое плохое и случилось. Просто удивительно, как столько лет удавалось об этом не помнить!»

* * *

Под утро близнецы угомонились и подарили Зиганшину и Фриде несколько безмятежно-сладких часов сна. Зиганшин разнежился и так не хотел вылезать из-под одеяла, что даже не вышел поздороваться с отчимом, хотя слышал сквозь дрему, как тот привез маму, попил чаю и быстро уехал, пока не припахали нянчиться с детьми.

Фрида принесла ему кофе в постель, он выпил залпом и снова задремал. Услышал в кроватке какое-то шевеление, сказал «цыц», и снова стало тихо. Зиганшин потянулся и подумал, что жизнь идет, ничто не длится вечно, и скоро близнецы станут спать как люди. Надо только потерпеть еще пару месяцев, и всё.

Только в одиннадцатом часу он наконец оделся и спустился в кухню, где мама с Фридой готовили обед.

– Спят? – спросила жена, быстро шинкуя лук.

– Угу. – Зиганшин заглянул в кастрюлю, не осталось ли каши.

Мама фыркнула:

– Кто рано встает, тому Бог дает.

– Ну Бог не дал, так ты накидай что-нибудь пожевать.

Фрида зажгла газ под сковородкой:

– Яичницу будешь?

Зиганшин кивнул.

– Митя, как покушаешь, отвезешь нас со Светочкой в райцентр? – спросила мама.

– С которой из?

– С маленькой. Я хочу отвести ее в салончик, девочке сделают чудную стрижечку…

Зиганшин нахмурился:

– Зачем?

– Ну, во-первых, это полезно.

– У нее и так прекрасные волосы.

– Так и представь, каково Фриде каждый день ее расчесывать! Это же целое дело! – воскликнула мама. – А со стрижечкой хлопот гораздо меньше, и девочка будет выглядеть очень стильно. Гораздо интереснее, чем сейчас.

– Она сама захотела?

– Ну да… – Уверенности в мамином голосе не было.

Зиганшин позвал Свету, и она вошла, робко остановившись на пороге.

Он опустился перед девочкой на корточки:

– Ты хочешь подстричься?

Глаза ребенка наполнились слезами, губы сжались, но Света мужественно кивнула.

– Точно хочешь?

Новый кивок.

– Не бойся, никто тебя не заставляет. Иди пока поиграй.

Зиганшин уселся за стол, но оттолкнул тарелку с яичницей, которую Фрида ему подала:

– Вы что творите, ведьмы?

– Митя…