У тебя есть я

– Сдурели, что ли, совсем? Ребенок все потерял, остался среди чужих людей, так вы его последнего лишить хотите! Контрольный выстрел!

– Да стрижка же хорошо…

– Дело не в том, что хорошо, мама, а в том, что она не хочет! Или ты сразу решила поставить точки над «i»? Чтобы девчонка понимала, что она тут никто и звать никак? А ты, Фрида, если неспособна смотреть за детьми, так бы и сказала! Никто нас не заставлял усыновлять этих детей, а раз уж взялась, так немножко и о них тоже думай, а не только о собственных удобствах! А если уж никак, то я сам буду ее расчесывать.

Он быстро оделся и вышел во двор убирать снег, пока в запальчивости не сказал что-нибудь еще.

Впрочем, злость его быстро прошла, оставив тупую саднящую досаду. Зиганшин тоскливо и вяло сердился на Фриду, которая оказалась совсем не такой доброй и душевной женщиной, как он считал. И, главное, за то, что дала ему это понять, и теперь уже никак невозможно сделать так, чтобы этого не было – и снова можно было бы думать о жене хорошо. «Как бы это развидеть, – думал он, гоняя снег широкой фанерной лопатой, – как бы не знать, что из лени она готова нанести ребенку психологическую травму».

Дети тоже вышли во двор. Старшая Света, как большая, стала катать коляску с близнецами, Юра занялся снежной крепостью, а маленькая Света остановилась на крыльце, пристально глядя на Зиганшина. Ему стало неловко под детским взглядом, который он никак не мог понять, и Зиганшин присел на корточки, протянул к ней руки, но девочка развернулась и убежала к Юре в крепость.

– Юра, поиграй со Светой, – крикнул он, – нормально поиграй!

Вышла заплаканная Фрида, но Зиганшин отвернулся. Зачем они взяли этих детей? Схватили, чтобы как паклей заткнуть ими дыру, через которую все утекало. Хотели спастись сами, а что девочка тоже нуждается в спасении, о том не думали.

Он понуро толкал лопату. Ах, если бы можно было вернуться в сегодняшнее утро, когда еще никто никого не хотел остричь…

Дорожки давно уже стали проходимы, а Зиганшин все убирал снег, пока не заломило пальцы от мороза.

Вернувшись в дом, он хмуро взглянул на нетронутую яичницу, которую Фрида оставила на столе, и заварил себе чаю, но пить не стал, просто сидел и грел ладони о теплые шершавые бока кружки.

– Митенька, – мягко сказала мама, входя, – ты только Фриду не ругай. Стрижка – это целиком и полностью мой проект. Твоя жена была не в курсе.

– Какая разница? Она должна была вперед меня вступиться.

– Ты не понимаешь… Новая стрижка, новый имидж, женщины это воспринимают совсем не так, как мужчины, даже если им всего пять лет.

Зиганшин постучал пальцем по лбу:

– Какой имидж? Ты видела, что ребенок чуть не рыдал?

– Ой, ладно, что ты заводишься? Ведь понимание, что я плохая мать, не стало для тебя сенсацией?

– Не стало.

– А бабушка вообще отстой, и об этом я тоже сразу вас предупредила. Митенька, мы бы поехали втроем, подстриглись бы, накупили ребенку кучу всяких бантиков и заколочек и всего, что бы она ни захотела. Я помню, как меня первый раз подстригли, и поверь, я очень счастлива была. Целый день носилась в экстазе, как легко голове.

– Твоей голове всегда легко.

– Стараюсь. В общем, ты не прав.

– Прав.

– Тогда возьми гребенку и расчеши Светочкину гриву хотя бы один раз, а потом уже начинай! – вскипела мама.

Зиганшин с кружкой в руках вышел в гостиную. Фрида гладила, а Света сидела на диване с куклой и тихонько с нею разговаривала. Старый резиновый младенец с увядшими щеками и следами шариковой ручки на лысой голове один остался из прошлой жизни девочки, и она всюду таскала его с собой. С ужасом поглядев на толстенную косу, Зиганшин понял, насколько опрометчивым было его обещание ежедневно причесывать ребенка. Во-первых, он не умеет. Во-вторых, когда? Сегодня суббота, выходной, а в будни что делать? Поднимать ребенка в пять утра? Заплетать с вечера, чтобы она целый день потом ходила растрепкой?

– Света большая, поди сюда, – позвал Зиганшин.

– Чего? – Девочка вошла с лыжными ботинками в руках.

– Не чего, а что, – наставительно произнес Зиганшин. – Скажи, пожалуйста, Света, тебя когда-нибудь стригли насильно?

– Меня, меня стригли, – вскричал Юра из-под руки сестры, – тыщу раз!

Зиганшин строго посмотрел на него:

– И тебе это нравилось?

– Нет, конечно, ты что!

– И ты не хочешь, чтобы так поступали с близкими тебе людьми?

– Не…

– Отлично! Тогда будешь каждый день заплетать маленькой Свете косички.

– Я?

– Ты-ты! Делегирую тебе эти полномочия.

– А че Светка…

– А то Светка, что она и так много делает по дому. Все работают, один ты как сыр в масле катаешься. Поэтому отставить разговоры. Получи у Фриды инвентарь, инструкции и вперед!

– Ладно, – вздохнул Юра.

– То-то же.

Мама вдруг протянула ему деревянную ложку.

– Что это? – удивился Зиганшин.

– Это строптивых домочадцев по лбу щелкать, – засмеялась она, – чтобы уж совсем как при домострое.

Повисло неловкое молчание. Дети ушли, Фрида молча гладила, не отрывая глаз от утюга, Зиганшин, прислонившись к косяку, пил чай, а мама так и осталась с ложкой в руках.