У тихой Серебрянки

Пока офицер брился, собирался, отдавал какие-то распоряжения, я хорошо рассмотрел казарму. Это был деревянный сруб, разделенный на три части. В одной - жилье офицера, в противоположной - в два яруса нары, а посредине комната, где находится пирамида с оружием - 8 винтовок и два немецких легких пулемета. "Да еще одна винтовка у немца, который стоит на посту, - мысленно дополнил я, - автомат у офицера под кроватью, кольт, что болтается у него на ремне. Ну а в тех ящиках - патроны или гранаты. Точно, гранаты: такие ящики я уже видел".

В помещении стояла невыносимая жара, пропитанная затхлым казарменным воздухом. А толстый, взопревший старый солдат все подкидывал дрова в раскаленную печку-буржуйку.

Офицер, видимо, идти один побоялся. Взял с собой двух солдат. Когда вошли в наш двор, они остались у крыльца, а мы с офицером - прямо в дом.

Я помог дедушке слезть с печи. Офицер, к немалому моему удивлению, достал термометр, проверил температуру. Потом сказал, что воспаление легких.

Немец дал несколько таблеток, посоветовал поставить банки, натирать спину скипидаром. И при этом все время рассматривал наше жилище. Взгляд его остановился на запечье, откуда выглядывал петух.

- Кур, я, я! - усмехаясь, заговорил он. - Комм цу мир!

Я понял, что он требует плату за осмотр больного. Мало ему яиц, отдай еще и петуха.

Мама достала из запечья петуха. Немец сиял от удовольствия и поглаживал белой рукой с перстнем рябое оперенье и примороженный гребень. К счастью, курица не была в это время в запечье, а сидела под кроватью в корзине, иначе лишилась бы моя бабушка Ульяна всего куриного поголовья.

Но у меня на душе стало легче: все обошлось благополучно. Воспаление легких - не тиф, значит, расстреливать семью немец не станет.

- Ты пойдешь со мной! - Офицер ткнул пальцем мне в грудь. Я, видимо, побледнел, потому что он начал успокаивать: - Не бояться. Один час - и домой.

Он начал объяснять, что надо найти подходящий дом для расположения нового гарнизона на тридцать человек.

Определенно везло мне в тот день: сам офицер назвал цифру, которая меня интересовала.

Я повел немцев к дому Сильвестра Янченко, отца бывшего полицейского, а ныне хорошего партизана, командира роты Якова Янченко. Расположен дом почти на опушке леса по дороге на Свержень. Старик на время может перейти в хату сына. Только на время ли? Если партизаны нападут на гарнизон, дом Янченко-старшего, конечно, сожгут.

И дом, и место понравились офицеру. Он явно начал доверять мне. Стал объяснять, что через три дня мне придется с ним поехать в деревню Шапчицы переводчиком, чтобы отобрать для нового гарнизона лучших полицейских. Оружие надо разделить поровну, сюда можно и чуть больше. Правда, на такое объяснение у нас ушло добрых минут двадцать. Офицер так же плохо изъяснялся на русском, как я на немецком.

- Вам нравится наша деревня? - спросил я.

Лицо офицера побледнело, в глазах вспыхнули недобрые огоньки, холеные руки нервно застегнули шинель.

- Нет, - ответил он резко и махнул рукой в сторону сверженского леса. Здесь много-много партизан.

- О-о! - посочувствовал я.

Наконец мы разошлись. Мне надо было хоть немного поспать. Ночью снова идти, на этот раз в Свержене ночует отряд.

Белых улыбнулся, когда я окончил рассказ о встрече с комендантом гарнизона:

- Пока идет как по-писаному! Поезжай с ним в Шапчицы.

- Притом толково выполни задание офицера, - заметил Дикан. - Во-первых, в доверие войдешь, а во-вторых, больше оружия привезешь, - и похлопал меня по плечу. - Для нас, конечно, не для офицера.

- В Шапчицах как следует изучи гарнизон - укрепления, смену караула и прочее, - добавил командир отряда. Затем спросил: - Боишься?

- Страшновато, - признался я.

- Ну, знаешь, воевать - это тебе не в куклы играть! - сказал Белых. Задание придется выполнить, притом усердно.

Друзья-партизаны проводили меня в этот раз, как показалось, теплее обычного. Это навело на тревожное раздумье: "Не прощаются ли, не предчувствуют ли провала?" Но я приказал себе: "Держись, парень!"

3 марта рано утром к нашему дому подъехала подвода с немцем-возницей. На вторых санях сидел офицер. В Довске полчаса ждали, пока тот ходил в полевую комендатуру за письменным отношением к начальнику шапчицкой полиции. Значит, журавичские районные власти подчинены полевой военной комендатуре. Значит, достаточно одного росчерка пера майора Шварца, чтобы перевести половину полицейских из любого гарнизона в Серебрянку.

Когда прибыли в расположение шапчицкого гарнизона, я окончательно утвердился в своих догадках. Полицаи нас встретили недружелюбно.

- Нам нужен начальник гарнизона! - потребовал я.

Двое полицейских с винтовками наперевес, не впуская в укрепление, ответили, что начальника сейчас нет... А в дзоты уже бежали гитлеровцы. Складывалось впечатление, что вот-вот откроют по нас стрельбу. Даже днем боятся партизан... Наконец в глубине обширного двора, расположенного за высоким валом и проволочным заграждением, появился лучше других одетый полицай.