У вечности глаза жестокие

— Распределяй энергию, Сашка! Неужели ты хочешь, чтобы она погиб зря? — зашипела Дарья, поддерживая мертвую подругу. — Хватит думать только о себе! Держи щит!

Александру хотелось бежать за партнершей, отобрать Раду и снова и снова вливать в нее силу. Но щит крепко держал на месте, не давая ему сдвинуться и на шаг.

Энергия, взбудораженная потерей одного носителя, терзала плоть. Казалось, вместо крови по венам бежала лава, сжигая изнутри. Рвались каналы связи, больше неспособные пропускать силу.

Больно.

Глаза щипало. Слезы текли по лицу, застилая обзор. Вольный судорожно восстанавливал щит, щедро вливая струящуюся вокруг энергию.

Сколько ее сейчас! Столько силы, пей, не хочу. Такой нужной и такой смертельно опасной.

— Ааа! Гады, сволочи, получайте твари! Ненавижу!!! Уничтожу, всех вас уничтожу! — вопила Дарья, оттягивая на себя силу лука, оставляя ему только защитную.

— Перестань, дура! — ревел Александр, насильно забирая у той излишки. — Тебя же разорвет! Дашка! Родная! Любимая…

Тщетно, меч, ослепленная болью и гневом, не давала ему ни малейшего шанса разделить энергию поровну.

— Все правильно! Держи щит, Сашка, только держи! Мы подождем тебя там! — кричала она.

Из натруженного горла раздавались хрипы, а Вольный все шептал и шептал:

— Не надо… Не надо… Зачем?

Тело Дарьи постепенно теряло очертания, менялось, превращаясь в живой факел.

— Приказываю! Не надо! Прошу… Дашка! Я не хочу оставаться один!!!

Слова потерялись в оглушительном взрыве. Нечто, кем когда — то был Дарья, разорвало миллионами вспышек. Смешанная сила меча и лука отбросила фламеров далеко от щита, а остатки энергии устремились в Александра, корежа, причиняя невыносимые муки.

Внезапно воздух зазвенел, окно переноса открылось, выплевывая на улицу помятую тройку Кузнецовой.

«Как поздно», — мелькнула и тут же пропала колючая мысль.

Вольный сумел увидеть, как огляделся Горислав, а потом, сдавленно охнув, метнулся к щиту. Как Петр взлетел к куполу, яростно сковыривая прилипшего фламера. И только Марьяна не ушла, опустившись рядом. Взяла за подбородок, заставив его посмотреть себе в глаза.

— Держись! — заговорила она. — Держись, ты меня понял?!

Вот только значения слов с трудом пробивались сквозь пелену боли.

— Я один, — прокаркал Александр и вновь застыл.

— Саша, говори! Не молчи.

Он в изнеможении закрыл глаза.

— Нет, ты меня выслушаешь, хранитель! — зарычала наставница, хорошенько его встряхнув. — Ты должен удержать щит!

Александр молчал.

— Держи этот чертов щит! — по слогам говорила она.

— Я не хочу… больно…

Картинка смазывалась, он практически ничего не видел, только лицо Марьяны ярким пятном выделялось на фоне подступающей темноты.

— Прости, мы опоздали, — вдруг всхлипнула она, не сумев больше сдерживать слезы. — Но, мы не справимся без тебя. Если они впитают ваши силы, это будет конец!

Вольный смутно ощущал отдельные части собственного тела. Лицо, губы, глаза, казалось, будто все превратилось в сплошной ноющий комок нервов.

— Не могу, — выдавил он с трудом. — Не могу…

— Я буду рядом, — шептала наставница, обнимая. — Я буду с тобой. Я помогу, подержу… до конца.

Ему пришлось согласно моргнуть. И терпеть.

А после потерялись и зрение, и слух, и голос. Ощущалась лишь бесконечная боль, да сжирал невыносимый страх.

Страх остаться одному.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Очнувшись, Александр долго не мог понять, где находился. Туманное нечто, изредка подсвечиваемое разрядами молний. Туман постоянно менял очертания, превращаясь то в невиданных существ, то принимал форму человеческих тел, то вдруг распадался, оседая каплями росы на коже. Странное, страшное место.

Впрочем, долго сидеть, замерев, уставившись на туман, ему не дали.

— Здравствуй, Александр.

От неожиданности он вздрогнул и заозирался, ища источник голоса. Хотя, в общем-то, хозяин и не прятался, представ перед ним во всей красе, появившись из ниоткуда, словно соткавшись из тумана.

— Марк?! Ты? — не веря своим глазам, воскликнул Вольный.

— Я. Не думал, что встречусь здесь с тобой так рано. Да что там, я надеялся никогда не увидеть тебя здесь.

Гембел криво улыбнулся, с состраданием глядя на Александра.

А Вольный неверяще смотрел на носителя.

Улыбнулся? Неправда! Глаза его обманывают! Марк не может улыбаться, он лишен возможности проявлять эмоции!

Тем временем, Гембел глубоко вздохнул и сказал:

— Прими мои соболезнования, Саша. Мне, правда, жаль твоих партнерш.

Жаль? Партнерш? Девочек.

И тут память вернулась. Воспоминания лавиной обрушились на Вольного, погребая остатки здравого смысла. Он рухнул на колени, вцепился в волосы и завыл. Боль в миллионы, в миллиарды раз сильнее, чем та, которая рвала тело, теперь терзала душу. Картины прошлого одна за другой калейдоскопом сменялись перед глазами, заставляя вновь и вновь переживать те дни. Видеть, чувствовать и понимать, что это уже никогда не вернется.

Они больше никогда не вернутся.