У великих истоков

Из членов Военно-революционного комитета в здании на Скобелевской площади остаются только те, кто верит в победу: Аросев, Муралов, Ведерников, Саблин, Емельян Ярославский, Усиевич. Почти все они разъезжаются по полкам, которые еще не примкнули к восставшим, чтобы сагитировать солдат и привести подкрепление.

* * *

В тот день я приехала из Симоновки в самом радужном настроении.

Заставы юнкеров, как обычно, беспрепятственно пропускали нашу «санитарку», когда я предъявляла удостоверение ординатора 128-го военного госпиталя, а нашим заставам были хорошо знакомы мои подлинные документы — члена Военно-революционного комитета Симоновского района.

Необычное началось у входа в Московский Совет. Часового у двери не оказалось. Навстречу мне спускалась по внутренней лестнице управляющая делами Военно-революционного комитета Софья Бричкина — высокая женщина в строгом темном костюме. Она хорошо знала меня и по санитарной службе и по боевой работе в те дни.

— Сейчас же уезжайте обратно! — решительно заявила Бричкина. — Есть постановление всем женщинам покинуть Московский Совет. Белые у самой стены. Они могут сюда ворваться в любую минуту.

— Если мне не изменяют глаза, то вы тоже женщина, товарищ Бричкина! — попыталась отшутиться я. — А вот же не ушли…

Внизу, в помещении госпиталя, остались только фельдшер и два санитара. Раненых в сопровождении хирурга Михаила Баранова вывезли в Рогожский район. Там в Дурновском переулке госпиталь нашего района. В госпитале имеется большевистская ячейка и преданный восстанию солдатский комитет. Я хорошо знаю все это, так как с лета работаю там ординатором.

Здание Московского Совета опустело. Боевой штаб переместился в большой двор генерал-губернаторского дома. Здесь сосредоточены все наличные силы.

Надо проверить санитарное обеспечение сражающихся. Приехавшие со мной товарищи берут винтовки, и мы выходим во двор.

Среди красногвардейцев и перешедших на нашу сторону солдат, заполнявших двор, я сразу заметила члена Военно-революционного комитета Александра Аросева. Впервые увидела Александра Яковлевича таким суровым. А ведь под его руководством работаю с той памятной ночи, когда началось восстание.

Обхожу двор. Убеждаюсь — все мои люди на местах. Помощь раненым будет обеспечена.

А вот и симоновцы. Между цепями прилег и командир сводного отряда динамовский рабочий Николай Гончаренко, как всегда, с непокрытой вихрастой головой и наганом у пояса.

Быстро окидываю глазами людей. Близкие, дорогие лица, и каждый — неповторимая индивидуальность.

Вот шестнадцатилетний Борис Кузьмичев, заводила рабочей молодежи. Я встретила его потом в девятнадцатом году в полку червонных казаков — Кузьмичев был адъютантом легендарного Виталия Примакова. Рядом брат Бориса — Николай. Он из первой нашей группы московских добровольцев, а потом воевал вместе со мной в Особой Вятской дивизии. Тут же мастер инструментальной мастерской Иван Борисов — пожилой человек, годящийся в отцы братьям Кузьмичевым. Дальше лежат амовцы. Среди них вижу Павла Ефимцева, Гаврилова, Сергея Оленева. Это благодаря им мы сагитировали амовский солдатский комитет и стали хозяевами двадцати пяти санитарных автомобилей, несущих сейчас разведку и связь.

У самого выступа стены примостилась часть отряда Красной гвардии из нашего беженского поселка. Большинство — солдаты-артиллеристы из Лефортовских мастерских.

Во главе отряда — литовец Грицевич и поляк Козловский.

У командира отряда Грицевича такое выражение лица, какое бывало на митингах, когда мы дрались с меньшевиками и эсерами. Возле него — председатель беженского поселка Козловский. Козловский старый сапер. Вот бы кому взорвать стену и сойтись с врагом грудь на грудь!

Друзья мои! Как хорошо всех вас помню, как хочу, чтобы знали о вас люди!

…Ожидание, ожидание, ожидание! Тяжесть его знают бойцы.

И вдруг все насторожились.

Послышалась твердая команда Аросева:

— Огонь! По стене!

Это ему просигналили с крыши Моссовета, откуда ведется наблюдение. Тут же застрочил пулемет.

Мы стреляем поверх стены. Над стеной появляются головы юнкеров. Несколько человек оседлали стену, но тотчас скатываются вниз от нашего прицельного огня. На смену им появляются новые. Некоторым удалось перемахнуть стену. Завязывается рукопашная схватка.

Одна волна белых отхлынула, но тотчас набежала другая. Вот-вот затопит наш маленький плацдарм.

— Не пускать белых во двор! — командует Аросев.

Первыми взбираются на стену наши динамовцы. Вижу там Гончаренко, братьев Кузьмичевых. Грицевич берет на себя командование оставшимися внизу и тоже готовится к рывку.

Половина нашего отряда уже за стеной. И тогда распахиваются ворота. Аросев бросает на помощь смельчакам отряд подоспевших заиоскворечан.

С крыши, из окон Моссовета строчат пулеметы.

Противник отброшен и в беспорядке отступает. Это почувствовали даже те, кто оставался во дворе: над стеной перестали появляться головы юнкеров.

И опять я вижу Аросева.

Он на ходу перезаряжает маузер, лицо потемнело от порохового дыма, но губы уже разжимаются в привычной улыбке — тяжесть свалилась с плеч, командир передохнул, счастливый.