— Не нукай! Кто ж знал, что на свете существуют такие озабоченные самцы?!
Я искренне надеюсь свести свое признание к шутке, но поздно. Взгляд карих глаз становится серьезным.
— И этот… недопробег был только с мужьями или вообще? — сощурившись, уточняет Яр.
— Вольский! — Вспыхиваю. — Ты пытаешься узнать, сколько мужчин у меня было до тебя?
— Нет! Прикидываю, столько мне еще отрабатывать за этих ленивых мудаков.
— У меня здоровья не хватит! — смеюсь. — Давай считать, что ты уже отработал за весь мужской род! Можешь с чистой совестью спасать других женщин.
— А может, не нужно других?
— Что ты имеешь в виду? — Невольно задерживаю дыхание.
— Поехали куда-нибудь после того, как здесь все закончится! Европа, острова — любое направление.
— Ты и я?
— Нам хватит.
— Хочешь подарить на прощание правильный медовый месяц? Чтобы было с кем сравнивать на будущее? — Через силу заставляю себя улыбнуться.
— А если не на прощание?
Яр целует меня в один уголок губ, затем в другой. Словно стирает своими поцелуями всю напускную храбрость.
— Можно как-то без намеков? — За ребрами теперь не просто колет. Там все болит и вздрагивает.
— Давай попробуем… отношения, — произносит с паузой, будто самому дико от этого слова. — Со всей этой конфетно-букетной херотенью, ресторанами и знакомствами с родней.
Глава 46
После предложения Яра я не могу ни ужинать, ни спать. Впервые за время нашей близости не спасает даже секс.
Как последняя мазохистка я вспоминаю все, что Яр говорил о своей жене и о моем папе. Пытаюсь придумать, как преподнести ему правду. И не нахожу никакого выхода.
К утру от всех этих мыслей я сама не своя. Яр уезжает в офис, а мне становится так тухло и страшно, что решаюсь нарушить наши неписаные правила. Набираю Иру и, назвав адрес Вольского, прошу ее приехать.
К моему счастью, ухажер подруги все еще в командировке, а на работе никто не требует ее постоянного присутствия.
Ира является через час. Вооружившись пиццей, она свободно проезжает мимо телохранителей на улице. И в том же образе курьера проходит пост службы безопасности на первом этаже.
— Вот гады! Еще охрана называется! Пропустили и не спросили! — входя в квартиру, произносит она.
— Еще скажи, что тебе обидно.
— Конечно! Махровый шовинизм! Раз женщина, так сразу никаких подозрений. А если бы я была киллером?
— Тогда я бы уже лежала с пулей в голове. — Пристроив пиццу на тумбочку, обнимаю эту воительницу.
— Вот именно. Хорошо, хоть не изнасилованной. — Она приглядывается ко мне. — Впрочем, судя по уставшему виду, здесь и так мочалят неплохо.
— Как же я соскучилась по твоему острому языку! — Прижимаю ее к себе еще сильнее.
До приезда Иры я чувствовала себя разбитой и потерянной. В голове был настоящий бардак. Сейчас вместе с объятиями приходит прояснение.
Страх постепенно отпускает. Мысли складываются в четкую картину. И дико хочется плакать.
— Ты что, выть собралась? — догадывается Ира.
— А ты думаешь, для чего я тебя позвала? — Стараюсь держаться.
— Надеялась, что хвастаться будешь! — Она окидывает взглядом прихожую и гостиную. — Ну или хотя бы экскурсию по берлоге проведешь.
— Ты можешь пройтись. Здесь красиво.
— Да я еще у подъезда впечатлилась. Словно не Питер. Какая-нибудь Женева. Дорого — богато.
— Крокодил со средствами, — вырывается с нервным смешком.
— Твой парнокопытный в жизни на такие хоромы не заработает. — Ира выглядывает в окно. Присвистывает. И поворачивается ко мне. — Предлагаю охомутать крокодила. Пашку, если будет ерепениться с разводом, я сама придушу.
— Хомутать не нужно. Крокодил мне сам отношения предложил. — Сажусь на ближайший стул. Отчаянно тру зудящую переносицу.
— Так с этого и нужно было начинать! — Всплескивает руками Ира. — Я, как дура, пиццу везла. А тут шампанское необходимо!
— Обойдемся. Без него.
Нужно как-то начинать рассказывать. В конце концов, я вытянула Иру из кровати. Заставила проехать половину города и купить дурацкую пиццу. Я просто обязана признаться. Открыться, пока меня не разорвало от эмоций, хотя бы ей.
Мозг знает, что мне необходимо, а сердце идет в отказ. Не в силах раскрыть рот, я не мигая, смотрю на барную стойку, где мы с Яром еще недавно вместе пили кофе. На диван, где и смеялись, и целовались, и сходили с ума друг от друга. На дверь спальни. На мягкий ковер посреди гостиной… Как прощаюсь.
— Ты ведь знаешь, из-за чего папа оказался за решеткой? — спрашиваю севшим голосом.
— Да, пьяная беременная бросилась под колеса на красный. — Ира отвечает так же уверенно, как я совсем недавно.
— Она была трезвой, а светофор горел для машины зеленым.
— Стоп! Ты же сама утверждала, что отца подставили… Тот мужик, муж погибшей.
Ира присаживается напротив и берет мои руки в свои.
— Я не совсем уверена… вернее, уверена, но пока не знаю, что мне делать с этим открытием…
Осознаю, что говорю туманно. Слова категорически не желают складываться в предложения. Много лет я верила в одно. Потом узнала другое. И лишь теперь поняла, как все произошло на самом деле.
— Кира… Хочешь сказать, что твоя мама солгала?
Всевышний послал мне самую лучшую и самую догадливую подругу.