На всем пути наверх Алан видел выметенные огнем уровни. Ему приходилось гнать и гнать себя, взбираясь по аварийным лестницам, обходя обугленные трупы и обломки.
Открытый огонь не использовался в городе много лет, и правила противопожарной безопасности соблюдались не слишком тщательно — до сих пор в том не было необходимости.
Алан внутренне криво усмехался: пользуется ли сейчас Огненный Шут той же популярностью, что и вчера?
Первых людей он встретил на пятнадцатом уровне. Они с трудом открывали дверь в жилой коридор, очевидно, снаряженные как спасатели.
Люди в изумлении уставились на него.
— Откуда вы явились? — спросил один из них, вытирая грязным рукавом почерневшее от сажи лицо.
— Попал в западню внизу. Старые огнетушители погасили пожар.
— Могли бы погасить и в самом начале, — сказал другой, — но тогда не сработали. Мы пытались. Когда загорается этот огонь, его ничто не может погасить.
— Тогда почему он погас сейчас?
— Спасибо звездам, что тут еще скажешь. Мы не знаем, почему. Он вдруг ослабел и исчез между пятнадцатым и шестнадцатым уровнями. Можно лишь предположить, что дрянь, из которой он сделан, не вечна. Мы не знаем, почему он горит и чем горит. Подумать только, мы доверяли Огненному Шуту, а он такое сотворил с нашими домами…
— Вы уверены, что виноват Огненный Шут?
— Ну, а кто еще? У него же был арсенал плутониевых бомб, так ведь? Резонно допустить, что у него имелось и другое оружие — огненное, которое он сам сделал.
Алан пошел дальше.
Полурастаявшие коридоры уступили место нетронутым, полным озабоченного народу, кружившегося вокруг людей, собиравших спасательные отряды. В импровизированных медпунктах врачи оказывали помощь жертвам огня и травмированным психически — тем, кому посчастливилось выжить. Самые нижние уровни строились с расчетом на подобные разрушения, а вот те, что поновее — нет. Если бы он оказался на десятом уровне, или даже на девятом, где все еще жили до пожара несколько семей, он бы не уцелел.
Хотя взбираться по аварийным лестницам и было нелегко, Алан предпочел это переполненным людьми и их страхом лифтам. Так он поднимался, благодарный мирной тишине лестниц после человеческого водоворота в коридорах.
Он пересекал коридор тридцатого уровня, когда увидел в одной из витрин магазинов (это был потребительский коридор) яркий лозунг. ЖИТЬ СВОБОДНЕЕ С РЛД, гласил он. Здесь размещался штаб РЛД по выборам президента. На другом плакате — встроенном, трехмерном — улыбалась Хэлен Картис. Вверху, над портретом, было написано «Картис», под портретом — «президент». Досадное «будущий» было опущено.
Он остановился и обратился к двери:
— Можно войти?
Дверь отворилась. Он прошел через увешанную плакатами переднюю в большую комнату, заваленную предвыборными материалами. Повсюду громоздились связки красочных листовок и плакатов. Вокруг никого не было.
Он взял пластобумажный плакат с портретом Хэлен. Вделанная в его покрытие звуковая дорожка стала тихонько нашептывать: «Картис — будущий президент, Картис — будущий президент, Картис — будущий президент». Он бросил плакат, и, упав, тот перестал бормотать.
— Вижу, что потеряла еще один голос, — послышался сзади голос Хэлен.
— У меня ведь было такое чувство, что я тебя встречу, — тихо сказал он, все еще глядя на упавший плакат.
— Ну еще бы, в моем-то штабе выборов. Это всего только склад. Хочешь взглянуть на кабинеты? Они довольно нарядные, — ее голос, в отличие от слов, был нисколько не приветлив.
— Что ты собираешься теперь делать со всем этим? — сказал он, обведя комнату усталой рукой.
— Использовать, разумеется. А ты что думал?
— Я думал, что теперь предвыборная кампания не стоит того, чтобы тратить на нее твое время.
— Ты считаешь, что, поскольку я поддерживала Огненного Шута, когда он был популярен, у меня нет шансов теперь, когда его не любят — так?
— Да.
Он удивился. Она, похоже, сохранила присутствие духа. Теперь возможности победить на выборах у нее не осталось. Его интересовало, не прячется ли она от очевидного?
— Послушай, Алан, — сказала она убежденно, — если бы этого не случилось, я без боя стала бы президентом. Теперь драка будет — и я, пожалуй, рада.
— Тебе всегда нравилось подраться.
— Это точно — если противник достаточно силен.
Он улыбнулся.
— Ты случайно не в меня целишься? Говорят, если мужчина недостаточно любит женщину, она считает его сильным; если он ее слишком любит, она считает его слабым. Противник слабоват, Хэлен?
— Впечатлительный ты что-то сегодня, — слова звучали нарочито холодно. — Нет, это к тебе никак не относится. Я говорила о том, что твоему деду улыбнулась удача. Теперь наши роли поменялись, не так ли?
— Я не знаю, как к этому отношусь, — сказал он, борясь со все более мрачным настроением. — Я никого из вас по-настоящему не поддерживаю. В целом, думаю, я благосклоннее к радикал-либералам. Ведь они все еще могут выиграть выборы по округам, если ты не добьешься поста президента, верно же? Это дало бы тебе сильный голос в Доме.