У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен

Подошли к Малоярославцу. В лоб его брать было невозможно, потому что были собраны большие огневые средства. Я тогда 10‑ю бригаду и особый полк Западного фронта бросил с вечера обойти Малоярославец. Они сделали марш 30 км и на рассвете с криками ура атаковали Малоярославец с запада, для немцев абсолютно неожиданно. Немцы все побросали и убежали в юго-западном направлении. 10‑я бригада первой поставила свое знамя на городском комитете партии.

Потом начали вести наступление на Медынь […]. Там немец устроил мне одну пакость. Там есть речушка. Мороз большой был, градусов 30, так немцы, сукины дети, взорвали плотину, и пошла вода […]. Передовые отряды все там, а тут ничего не переправишь. Мы быстро разобрали несколько сараев, начали наводить переправу для того, чтобы, хотя людей переправить на ту сторону. Сутки это дело длилось, потом начало подмерзать[…].

Медынь тоже брали ударом с запада, с северо-запада и юго-запада […]. Там мы дрались три дня […]. От Медыни ни одного дома не осталось […]. Я еще писал жене вечером 31 декабря, что подошли к гор. Малоярославцу, будет взят. Жена сейчас это письмо бережет. У меня жена и три сына.

После Медыни мы начали наступать на Мятлево и на Юхнов […].

Я там провоевал до 29‑го января. 29‑го января меня оттуда вывели. У меня остался уже один штаб. 160 км прошел тогда, больше 200 населенных пунктов освободил по пути, трофеи большие, около 200 орудий, больше 100 танков, а пулеметов ручных, станковых и не помню.

Приехал я в Раменское, начал снова формировать корпус 5‑й воздушно-десантный, сформировал. Народ дали хороший. ЦК комсомола дал комсомольцев отборных и все физически здоровые. Обучили мы их хорошо, работали над ними месяцев пять, прыжки давали и уже были по существу готовы к десантной операции. В это время вызвал нас в Москву Генеральный штаб, дал два дня сроку – становитесь гвардейской и пойдете в Сталинград. Это было 3 августа.

6 числа [августа] двинулись на Сталинградский фронт. Прибыли 13‑го на ст. Шавлинская, 15 августа уже выходим на исходное положение в районе Трехостровская. Прорвавшаяся группа немцев в составе трех пехотных дивизий, одной танковой застала нашу дивизию на марше, и очень крепко пострадал 117‑й полк. Немцы давили прямо гусеницами бойцов, и бойцы не бежали. Подбито было до 70 танков, пушки. Там у меня погиб весь противотанковый дивизион. Немцы сделали тысячи полторы самолетовылетов по дивизии за 15 число и наверно до десяти тысяч снарядов бросили по дивизии, а самое главное, до 200 танков как налетели на 117 гвардейский полк и очень крепко долбали. Сохранился 120‑й полк, он был во втором эшелоне. 112‑й был на левом фланге к реке. Там погиб заместитель мой, полковник Ковалев, полковник Нетесов, начальник штаба дивизии. Все это краснознаменцы. Погиб командир 117‑го гвардейского полка, полковник Чебеев, награжденный орденом Ленина за Западный фронт. Погиб подполковник Киселев, начальник штаба 117‑го полка […].

…16 числа остатки дивизии продолжали еще драться с немцами, а в ночь на 17‑е переправились через Дон […].

Почему немцы так быстро прорвались к Сталинграду? Мы сосредоточились в поселке Тары с 11 августа. Там сосредоточилась вся 1‑я гвардейская армия […]. Мы в районе развертывания разгрузились, сосредоточились и стали выходить в станицу Трехостровскую. Это было с 14‑го в ночь на 15‑е. Москаленко, командарм 1-ой гвардейской, пишет мне, что я должен подчиняться только командарму 1-ой гвардейской. В ночь с 14‑го на 15‑е выводим дивизии в район Трехостровской, в Верхнее-Акатово исключительно охрана района, в это положение вышли части. Никакие дивизии не могли бы ничего сделать. Здесь заставили щели рыть. Остальные части, артиллерия все еще продвигались, были в движении.

15 числа в 10 часов я посылаю своего заместителя полковника […] лева в штаб 4‑й армии в село Кисляково связаться и узнать обстановку на фронте 4‑й армии. Он в 11–30 приезжает весь мокрый, вспотел, и докладывает, что немец на участке 184-1 и 192‑й прорвался.

Я, – говорит, – был там, сидит командующий фронтом генерал-лейтенант Гордов. Он приказал немедленно поднять дивизию по тревоге, ликвидировать прорыв.

Я думаю, что что-то не вяжется. Садимся на машину и прямо на КП, к командарму 4. Захожу, докладываю, что командир дивизии прибыл. Он ходит, папиросу курит.

– Ну, дивизия поднялась?

Я говорю:

– Дал распоряжение подготовиться, но не поднял еще. Мне не ясна обстановка.

– Все очень просто, [до] батальона пехоты прорвалось и несколько танков. Немедленно положение восстановить на фронте 4‑й армии.

– Разрешите доложить, – говорю, – что дивизия еще на подходе.

– Я слушать не хочу.

Тов. Чернышев вступает в разговор.

– А ты кто?

Я говорю:

– Это командир дивизии.

Он матом:

– Вон отсюда, и слушать не хочу.

Тот говорит:

– Я должен присутствовать.

– Вон отсюда к такой-то матери.