С пяти часов вечера немец бомбил нашу лощину. Я решила пробраться через линию огня к своим. Пробралась. Там я узнала, что ранена санитарка Мотя Гурина. Немец там обстреливал минометами, а нас самолетами и минами тоже бил. Я добралась почти до последних окопов. Вижу, лежит девушка-санитарка. Подползаю, смотрю – Софья. Голова у нее перевязана. Оказывается, она ранена в голову, слепое ранение в череп. Ее перевязал наш старшина. С передовой линии ее отправили туда. Не знаю, как она пробралась через эту нейтральную полосу.
Я спрашиваю: «Софья, что с тобой?». Она: «Да вот, ранена. Много крови потеряла». Я говорю: «Тебе нужно отправиться в лощину». Она отвечает, – эти ее слова мне запомнились: «Я, – говорит, – знаю, там жизнь, но я туда не пойду». Я не стала приказывать, да и приказывать я не имела права.
Когда у нас вышел из строя командир батальона, командиром батальона стал бывший командир взвода 7‑й роты Посылкин. Мы с 1‑го сентября заняли оборонительные позиции. Оборонительные позиции занимали ночью и, видимо, подошли близко к немецким расположениям. Я была, Решетова Зина, Шуванова Аня и еще две девушки: Рощина и Архатова, охраняли наших командиров. Утром с рассветом мы услышали крики с немецкой стороны: «Хальт!» Выяснилось, что мы с трех сторон были окружены. Был только небольшой проход в нашу лощину, который обстреливался из танка и который занимали немецкие автоматчики. В этом полуокружении нам подмогу не могли никакую подбросить. Нас осталось человек 16, не больше. Находились мы здесь до 18‑го сентября. Два дня не получали ни пищи, ни воды. Раненых было очень много. Выносить их было нельзя. Мы их перевязывали. Во флягах у нас был неприкосновенный запас воды. Мы поили их этой водой, ухаживали за ними, прокопали окопчик. Кольцо постепенно сжималось. 17‑го сентября просили подкрепление, но нам его не дали. Командир полка приказал батальону стоять. Весь батальон стоял и не уходил.
Нам много пришлось поработать с бойцами. Среди бойцов было много таких, которые колебались и не были уверены в том, что мы выстоим. Мы проводили беседы с ними. Пролезешь в окоп и начинаешь им рассказывать о героических подвигах бойцов и командиров. Рассказывали о рядовом бойце Косых, который с пятью комсомольцами отбил атаку 60 немцев. Дело это было у нас в батальоне. Он подпустил немцев на 10 метров и стал их забрасывать гранатами. В это время застрочил пулемет с фланга. Он взял Ефимова, своего бойца, и пополз по-пластунски к тому окопу, откуда раздался выстрел. Подполз, кинул туда несколько гранат и крикнул: «Батальон, за мной!» Шесть человек батальона пошли. Он принес с собою два трофейных пулемета, большое количество винтовок и 30 пленных. Сейчас он отправлен на курсы старших лейтенантов. Награжден орденом «Красной Звезды». Приблизительно на таких примерах мы проводили беседы.
18‑го сентября получили приказ группой, какая есть, пойти в наступление и взять высоту 143,8. Дух наших бойцов был замечательный. В течение двух дней стояли и отражали натиск немцев – это очень подняло их дух. Наших раненых ни одного не было, только в первый день были раненые. 17 сентября нам удалось пробраться с девушками в лощину, взять раненых, вынести и вернуться обратно. Целую ночь мы работали.
18 сентября пошли в наступление. У нас был замечательный командир роты Сигаев. Ему дали приказ занять сопку во что бы то ни стало. Мы двинулись. Немцы с высоты бьют по нас из автоматов. Видно, как они оттуда стреляют. Мы продвигались вечером, продвигались очень медленно, но шли без потерь. Подошли к подножию и остановились у подножия. Подняться нам не было возможности. Окопались и решили ждать подкрепления. Дальше продвинуться противник не давал возможности. Сначала подбирались к нам автоматчики по одному человеку, но нам удобно было их снимать. Тут у нас стреляли все и бойцы и девушки. Мы были вооружены винтовками. Выносишь бойца, несешь винтовку и свою санитарную сумку. Когда трудно приходилось, то свою винтовку оставляешь, а потом опять забираешь. Потом немцы стали подбираться к нам группами. Мы видим, положение трудное, дело может решиться не в нашу пользу. Командир роты пошел на такое дело: дать команду нашей артиллерии (у нас была связь с батареей) – огонь артиллерии на нас. Наша артиллерия должна была обстреливать наше расположение. Эта команда была выполнена. Ночью уже потерь было много. Когда пришло подкрепление, у нас осталось только 10 человек. Ночью пришли подкрепления.
После войны думаю остаться в армии, пойти в военное училище. Я здесь несколько дней, но скучаю о своих, как они там без меня. До армии хотела поступать в университет на историко-филологический факультет. Очень люблю возиться с архивами, заберусь туда и копошусь. Отец живет в Самарове. Он с нами не живет с 1935 года, но мы все его любим и уважаем и мамаша тоже. Он к нам часто приезжает…